Наследница царицы Савской - Индия Эдхилл Страница 44

– А какая связь прочнее кровной? – спросил дядя Македы, вышагивая по женскому поселку, вглядываясь в лицо каждой жены, дочери и рабыни. Поравнявшись с ней, он остановился. – Ты, Македа. В Иерусалим поедешь ты.

Никому не пришло бы в голову спрашивать, почему в это изгнание отправляли именно ее. В один прием ее дядя получал союзника и уничтожал последнее напоминание о том, что в его жилах не течет кровь царской династии, которую он прервал. Его право на власть подкреплялось только женитьбой на сестре матери Македы, да еще расторопностью. Он не упустил возможность, когда чума умертвила половину царской семьи. Среди тех, кого призвала к себе богиня смерти, оказался и царь, отец Македы. Из всех, в чьих жилах текла змеиная кровь, осталась в живых лишь Македа.

«И то лишь потому, что он боится меня убить, ведь тогда Саа-сет и Джангу-сет проклянут его навеки». Но, хотя умертвить ее он не мог, ничто не мешало ему превратить ее жизнь в пытку. Македа терпела и клялась, что когда-нибудь он отплатит за каждую отнятую у нее почесть, за каждый укол ее гордости. Каждый вечер она молилась Змеиной Владычице и Змею-царю о скорой расплате.

Но и дядя ее молился, и его боги, судя по всему, оказались сильнее. Ведь решение сложного вопроса само собой упало к его ногам – его просили о помощи и союзе. Он мог без малейших усилий избавиться от Македы навсегда.

Кивая собственным мыслям, ее дядя улыбнулся, обнажив подпиленные кончики зубов.

– Да, царевна Македа, я позаботился о хорошем замужестве для тебя! Ты выйдешь за царя Соломона. Так я решил.

От потрясения она растерялась. Мелькнула лишь мысль о том, что дядя, не принадлежа к змеиному роду, не имеет права подпиливать зубы. Она собралась было наотрез отказаться, но растерялась, словно бы испугавшись подать голос.

– Вот и хорошо. – Дядя быстро отвернулся – казалось, он боялся встретиться с ней взглядом. – Люди царя Соломона заберут тебя завтра. Готовься.

«Завтра!» Она смотрела, как он удаляется. Да, слишком быстрые шаги выдавали его страх. «Трус, – с холодной злобой подумала она, – сказал мне только сейчас, чтобы я не успела ничего предпринять».

Когда дядя ушел, вокруг нее собрались все его женщины и заговорили хором. Она гордо выпрямилась во весь рост, чтобы сказать, что не покорится, даже если царь приказывает.

И снова что-то сковало ей губы, не давая говорить. На этот раз она поняла, что Джангу-сет удерживает ее от слов, которые она не смогла бы взять назад. Македа провела языком по заостренным кончикам собственных змеиных зубов, знаку ее царской крови. Если Джангу-сет что-то хотел сообщить ей, то следовало выслушать его и лишь потом строить собственные планы.

Неглубокая хрустальная чаша принадлежала когда-то ее матери, и матери ее матери, и так через поколения до самой их прародительницы Саа-сет, Змеиной Владычицы. Македа развернула сверток из змеиной кожи и поставила чашу перед собой на леопардовую шкуру, застилавшую пол.

Корзину со змеями она осторожно пристроила рядом, а затем подняла крышку. Кобра принадлежала ей с тех самых пор, как вылупилась из яйца, которое Македа отогревала между своих грудей. Змееныш подрастал в своей жесткой оболочке, а когда пришло время, Македа своими руками осторожно помогла ему вылупиться. Она сама сплела корзину, в которой кобра спала.

Тело смертоносной змеи плавно, словно струйка песка, перелилось через стенку корзины. Кобра мирно обвилась вокруг руки царевны. Македа погладила темные змеиные чешуйки, успокаивая кобру и собственный разум. Когда царевна прижала змеиные зубы к краю хрустальной чаши, безмятежная кобра послушно отдала свой яд. Нацедив достаточно, Македа отпустила змею, а сама наклонилась над чашей пророчеств.

Змеиный яд лужицами собрался на дне. Македа погрузила указательный палец в маслянистую, переливающуюся всеми цветами радуги жидкость, а потом коснулась лба, сердца и губ. И принялась ждать, пока над кожей, смоченной мерцающими капельками яда, не закружились видения.

«Человек. Сияющий золотым светом мужчина. Женщина, черная как ночь. Корона у нее на голове. Корона, которая медленно растворяется…» Македа почувствовала гнев и страх. Ей пришлось заставить себя отогнать их. Чтобы смотреть глазами Змеиной Владычицы, нужно спокойствие. «Ветер надувает паруса кораблей. Путешествие. Ребенок, мальчик. Ребенок с ее гордым лицом и ясными змеиными глазами. Перед ним вьются две одинаковых змеи, он протягивает руки, и они, скользнув ему на плечи, обвивают его голову. Мальчик стоит, выпрямившись во весь рост в короне из змей, раскинув руки. Ветер подхватывает его и несет на юг. Змея сбрасывает кожу и летит впереди…»

Веки щипало, Македа моргнула, и видение исчезло, оставив лишь последний образ – змеиную кожу. Опустевшая оболочка мерцала тусклым золотистым светом, постепенно затухая… А потом и она исчезла. Теперь Македа видела лишь маленькую лужицу яда в хрустальной чаше.

Дрожа, она прижала к глазам ладони. Ответ пришел, ясный и однозначный. Она должна принять это изгнание. На время покажется, что ее дядя-узурпатор победил. Но она вверится обещанию Джангу-сета: будущее принадлежит тем, в чьих жилах течет змеиная кровь. Македе и ее сыну.

Змеиная мудрость. Кобра терпеливо ожидает своей добычи, свернувшись на камне.

«Да. Я поеду. Буду ждать. И однажды мой сын вернется и заберет то, что принадлежит нам». Теперь Македа знала, что нужно делать: согласиться на изгнание, пережить все, что ожидает ее в чужой северной стране. Достойно и с надеждой воспитать сына. Чтобы однажды его чело увенчала змеиная корона.

«Да, Змей-царь, я подожду. И пусть ждать придется долго, я буду верить по воле твоей. – Македа вылила из чаши яд кобры на землю. – По воле твоей и моей».

Но она понимала, что ждать придется годами. Джангу-сет не обещал ни легкого, ни быстрого пути. Македа об этом и не просила. Лишь об одном она не могла не попросить: «Даже если этот путь окажется долгим, моя вера не пошатнется. Змей-царь, молю тебя только о том, чтобы этот царь Соломон стал достойным отцом для моего сына».

Хуш лежал далеко к югу от Израиля и Иудеи, еще дальше, чем страна Дельты и Долины. Когда Македу привезли в Иерусалим, поставили перед царским троном и сняли с нее покрывало, все замерли: никогда прежде здесь не видели подобной женщины. Она интуитивно поняла, что люди замерли не от восторга, хотя в то время еще не знала здешнего языка.

А затем подошел молодой муж Македы, улыбнулся ей, взял ее за руку и промолвил слова, звучавшие в напряженной тишине, словно песня. Позже, изучив местное наречие, она узнала, что царь Соломон сказал в тот день: «Как же ты красива! Ты черна и прекрасна, как ночь! Ты сияешь, словно луна».

И, поскольку царь Соломон объявил, что она прекрасна, никто не смел утверждать обратного.

Позже, когда Македа научилась говорить на его языке и они могли обмениваться не только ласками, но и словами, она пыталась поблагодарить его. В ответ он рассмеялся:

– Македа, знаешь, какая молва идет о царе Соломоне? Его считают самым правдивым и мудрым человеком в мире. Так что же, кроме правды, мог я сказать? Ты действительно красавица.