Его единственная любовь - Карен Рэнни Страница 45

– Мои братья учили меня щекотать рыбу, – сказала она.

– И старались отучить чувствовать себя женщиной? – спросил он, улыбаясь.

– Вряд ли мне захочется вернуться назад, в детство, – сказала она. – Воспоминания о нем вытеснены более поздними событиями, – призналась Лейтис. – Нос течением времени все кажется больше и значительнее. Даже мои чувства. Я никогда не испытывала большего счастья, большего восторга, чем в детстве. Я никогда не бывала тогда в таком гневе, как теперь, когда впадаю в ярость. И никогда прежде я не ведала такой печали, как теперь.

Его улыбка обнажила ровные белые зубы, казавшиеся еще белее по контрасту с темной кожей. Она подалась вперед и осторожно коснулась его маски.

– Это все еще необходимо? – спросила она. – Я никогда не проболтаюсь, никому не открою, кто ты.

Его рука легла на ее руку, и она почувствовала сквозь перчатку тепло его ладони.

– Сегодня многие твои надежды сбылись, не так ли?

– Признаюсь, были минуты, когда я замирала от ужаса, – ответила Лейтис, запрокидывая голову и глядя на небо. Его восточный крап понемногу светлел. Скоро должен был наступить рассвет. – Но я почувствовала себя сильной, – сказала Лепте, глядя на приближающуюся полоску берега, – хозяйкой своей судьбы.

– Это точное определение свободы, – тихо ответил он, укладывая весла на дно лодки. – Это то, что Шотландия потеряла.

Она покачала головой.

– Между свободой целой страны и свободой отдельной личности есть разница, – сказала Лейтис, удивив его.

Он долго и внимательно смотрел на нее, будто изучал.

– Как это так? – спросил он, наконец.

– Если человек сражается за свободу своей страны, – сказала она, как бы размышляя вслух, – он сражается за идею. Свобода Шотландии от Англии не изменила бы моей жизни. Но когда человек сражается за личную свободу, он борется за свой образ жизни. Ему выбирать, будет он плотником или кузнецом, рыбаком или фермером.

Он уже стоял на берегу и помог ей выбраться из лодки. Потом они вместе молча подошли к пещере.

– Будь ты свободна, Лейтис, – сказал он, наконец, зажигая фонарь, – как бы ты распорядилась своей жизнью?

В неровном, колеблющемся свете фонаря черты лица возлюбленной Иониса, казалось, ожили. Лейтис посмотрела вниз, на гладкий пол пещеры, и высказала то, что было у нее на сердце. Но тотчас же спохватилась: присутствие этого человека заставляло ее почему-то говорить только правду.

– Во-первых, меня бы здесь не было, – сказала она отрывисто, глядя на поднимающуюся вверх лестницу, – я не была бы пленницей полковника.

– Он хорошо с тобой обращается?

Она посмотрела ему в лицо с печальной улыбкой.

– Как любой добросовестный тюремщик, – сказала она. – Его денщик говорит, что я живу в роскоши, как привилегированная особа. Но я не могу ходить, где мне вздумается, и делать то, что хочу.

– А что бы ты делала, если бы могла?

Она уже стояла у входа в пещеру и смотрела на сверкающую поверхность озера. Оно никогда не бывало спокойным. Его воды постоянно бились о берег.

– Что бы я делала? – повторила она его вопрос. – Кто я такая? – тихо сказала Лейтис. – Простая женщина. Для меня была важна моя семья, я постоянно тоскую по своим близким. Поэтому я хотела бы иметь семью, и это самое главное. Вероятно, я хочу вести обычную жизнь, как многие другие женщины. Я хотела бы иметь маленький уютный домик и друзей.

– Довольно скромные желания, – рассудил он.

– А ты, Ворон? – спросила Лейтис, глядя ему прямо в лицо. – Чего бы хотел ты?

– Поцеловать женщину при лунном свете, – ответил он.

Он привлек ее поближе к себе, не рассчитывая на покорность, и постарался собраться с силами и мыслями, чтобы решить, что делать, если она заупрямится.

Но Лейтис молчала, и вдруг стало так тихо, что Алек понял: он никогда не забудет этой минуты.

Их разделяло слишком многое, но не они были в этом повинны.

Алек наклонился к ней, а она положила руку ему на грудь Она молчала, и он мог только надеяться и желать, чтобы она чувствовала те же смущение и робость, что и он.

Она судорожно вздохнула, и ему захотелось поймать этот вздох и задержать его, запомнить его звук, вдохнуть глубоко в себя. Ее губы были нежными и сладостными, а полуоткрытый рот будто приглашал к продолжению. Но он не посмел этим воспользоваться. Не поцеловал ее со всей страстью, а только слегка, нежно коснулся ее губ.

Потом он отстранился от нее, и она услышала тяжкий вздох где-то у своего виска.

– Лейтис, – прошептал он ее имя, и опять наступила тишина.

В свете фонаря ее глаза казались глубже, а ее душа была открыта ему, как никогда прежде. А впрочем, возможно, это было капризной игрой его воображения, фантазией мужчины, плененного прелестью женщины.

Он говорил себе, что единственное, что их связывает, – это тень того ребенка, каким она была когда-то, и дух того мальчика, каким он себя помнил и знал давным-давно. Но эта мысль промелькнула и пропала, померкла перед более значительной правдой.

Он печально улыбнулся, подумав о том, что они живут в смутное время, которое совсем не подходит для того, чтобы влюбляться.

– Значит, вам не удалось захватить этих ворюг, Харрисон? – расспрашивал полковник на рассвете своего адъютанта.

За его спиной разбирали его походную палатку. Долгие годы, проведенные им в военных кампаниях, научили его подолгу обходиться без сна или спать очень мало. И он был благодарен судьбе и своему телу за такую привычку, потому что он только несколько часов назад вернулся из Гилмура. Он сумел незамеченным проскользнуть в свою палатку и немного отдохнуть, а проснувшись на рассвете, одеться без помощи своего еще полусонного адъютанта.

Алек хмуро смотрел на Харрисона, что, как он полагал, было достаточно похоже на гнев.

Его адъютант стоял понурившись, похожий на побитого щенка. Алек напомнил себе позже сказать Харрисону, что столь полное уничижение в будущем необязательно. Но сейчас он подавил усмешку и хмуро взирал на подчиненного.

– Я полагаю, вы выслали им вслед погоню?

– Да, сэр. – Харрисон на мгновение поднял голову и встретил взгляд начальника, но тут же отвел глаза.

По тому, как внезапно Харрисон словно окаменел, Алек понял, что их подслушивают.

– Почему мне не сообщили о случившемся немедленно – спросил он.

– Вы просили не беспокоить вас, сэр, – вяло отозвался Харрисон.

– В будущем вы должны ставить меня в известность о подобных происшествиях немедленно, в любое время дня и ночи, при первом появлении этих чертовых скотов, – приказал он жестко.