Антистерва - Анна Берсенева Страница 45

От Романова дома на Николиной Горе до Жуковки, где жила Бина, езды было минут пятнадцать. Лола впервые ехала ночью одна, но совсем не боялась. И потому, что вообще не боялась водить машину – научилась с трех занятий, изумив инструктора, – и потому, что сейчас ей было не до такой мелочи, как страх перед темнотой. Да и не так уж было темно: теперь, в середине мая, светало рано, и в небе на востоке уже проступало нежное утреннее обещание.

Сразу же, как только Лола освоила машину, Роман оформил на нее бледно-зеленую «Ауди» – ту самую, на которой она в первый день своего пребывания в его доме ездила с экономкой за покупками. Узнав об этом, Бина усмехнулась:

– Любовнице под цвет глаз? А про тяжелое детство Кобольду пора бы уж и забыть… Ладно, машинка-то недурственная. Катайся, Лолка, на его понтах!

На то, что Бина называла «его понтами», Лола и раньше не обращала внимания. А сейчас они и вовсе были ей безразличны.

Она догнала Кобольда, когда Семен уже закрывал за ним дверцу машины, ожидавшей возле клуба. Чего ей это стоило, лучше было не вспоминать. Всю дорогу он молчал и, только когда въезжали в ворота, проговорил – жестко, четко:

– Чтоб я тебя с этой дурой в бантике больше не видел.

– Наблюдение приставишь? – поинтересовалась Лола.

– И так догадаюсь. По тебе.

– Слушай, что ты на нее вызверился? – не выдержала Лола. – Что такого особенного она сказала?

– Идиотка! – Роман снова выговорил это со злобой, но теперь Лола не поняла, к кому относятся его слова, к ней или к Кларисе. – Денег не будет… Это у нее их не будет. Никогда!

– Ну и что? – пожала плечами Лола. – Тебе-то что до ее денег?

– Ничего. – Его голос снова прозвучал спокойно, но Лола уже знала оттенки этого голоса неплохо, поэтому без труда различила в нем напряжение. – Мне до таких, как она, вообще не может быть дела. Я с такими не пересекаюсь. Поэтому я имею то, что имею. А она не имеет. И никогда не будет иметь. Ладно, это тебя не касается, – оборвал он себя. – Лепи своих куколок, хорошее занятие для бабы. А всей этой бредятины я не потерплю в радиусе километра.

Размышлять, как именно ему дать, весело или как-нибудь еще, Лоле не пришлось. Роман набросился на нее сразу, как только они вошли в дом, не дожидаясь даже, пока ретируется сопровождавший их Семен. Против обычного, он не ожидал и того, что она предложит ему какие-нибудь «эротические фокусы», которым, как он с удовольствием говорил, она выучилась еще скорее, чем вождению машины. Он был тороплив, груб, и Лоле все время казалось, что он вот-вот ее ударит. Но ничего особенно унизительного не произошло. Роман лишь вдавливал ее плечи кулаками в теплый деревянный пол – ни на кровать, ни даже на ковер он ложиться не захотел – с такой силой, что на них оставались алые пятна, которые завтра явно должны были превратиться в синяки. Впрочем, те движения, которыми он вбивался в нее, можно было считать и ударами, такими они были резкими и короткими. К счастью, движений было немного – через минуту он часто задышал, захрипел, сразу выдернулся из нее и встал на ноги.

– Иди спать, – сказал он, застегивая брюки и глядя сверху вниз на лежащую Лолу.

Деревянный гном смотрел на нее тоже сверху вниз, и точно такими же перламутровыми глазами. Лола лежала рядом с лестницей, ведущей на второй этаж, и ей казалось, что, когда Кобольд уйдет, его сменит над ее телом этот его двойник. И еще казалось, что Роману, хотя он и не смог дотерпеть до спальни, все это нужно не больше, чем деревянному гному.

– С тобой спать? – уточнила она.

– Я тебе что, половой гигант? На сегодня хватит. В другой раз кончишь. И страдалицей себя не воображай. Не так уж плохо тебе живется. И не так уж дорого ты за это платишь.

Это было правдой. Пока Роман поднимался по лестнице, Лола трижды успела повторить про себя эту фразу.

Потом она встала и, поморщившись от боли между ногами, тоже пошла наверх, к себе в комнату. Ей хотелось вырваться из этих стен как можно скорее, но еще больше хотелось помыться и переодеться.

Когда через полчаса она попыталась заглянуть в спальню к Роману, чтобы убедиться, что он спит, у нее за спиной, как призрак, неожиданно возник Семен.

– Тебе туда зачем? – сказал он, кладя руку ей на плечо.

– Трахаться, – дернув плечом, чтобы сбросить его руку, ответила Лола.

– Потерпишь. Спит, будить не велено. А трахаться что, в куртке собралась? – прищурился он.

– Такая у меня эротическая фантазия.

– Ты мне эти фантазии брось, – с угрозой в голосе произнес Семен. – Куда намылилась?

– Еще одно слово, – процедила Лола, – и я тебя убью. Думаешь, барину пожалуюсь? Убью. Отравлю азиатским ядом. Понял?

– Ну ладно, ладно, – примирительно пробормотал он. – Сразу «отравлю»… Должен же я знать, где тебя искать, если вдруг Алексеичу понадобишься. Так-то ты не блядь вроде – честная давалка. Езжай себе, раз приспичило. К Бинке небось?

– Да, – нехотя ответила Лола.

– Сказать Кольке, чтоб отвез?

– Сама доеду.

Ее перестало трясти, только когда она выехала из ворот на дорогу к Жуковке. Можно было сколько угодно повторять себе, что ничего особенного не произошло, что он всегда был с нею такой, что ей, в общем-то, и нет никакого дела до того, какой он с нею, потому что он ей никто, как охранник Семен или водитель Николай, – но что-то у нее внутри вздрагивало и ныло. Слишком живо, слишком больно. Как будто она протискивалась сквозь узкий просвет в колючих зарослях и, вздрагивая от бесконечных уколов, не понимала: куда протискивается, зачем? И только из-за какого-то самой себе непонятного упрямства продолжала этот свой бесцельный и мучительный прорыв.