Гордые сердца - Мэрилайл Роджерс Страница 44

— Мы поженились вскоре после того, как мне минуло пятнадцать лет. Она была почти на двадцать лет старше. Матильда прежде была замужем, но детей не имела, поэтому мой дядя решил, что она бесплодна. Я не разделял его мнения. Фактически я был женат на женщине, с которой у меня не было ничего общего, но я считал своим долгом произвести потомство, и мне это удалось.

Услышав это признание, Беата поняла, что их разделяет: он женат!

— Так у вас есть жена и дети? — Беата прикусила губу, удерживая страдальческий стон.

— Нет, любимая! — Водери поспешил объяснить: — Она и младенец умерли при родах.

Увидев слабый отголосок боли в небесно-голубых глазах, Беата устыдилась, что причинила любимому страдание своими расспросами. А ведь она не видела от него ничего, кроме добра! Водери — ее блестящий рыцарь, ее спаситель, и она понимала, что и на этот раз он хочет сделать ей добро. Беата снова подошла к нему и провела рукой по его напряженному лицу, стараясь разгладить морщинки боли.

Опустив ресницы, Водери не мог думать ни о чем, кроме изящного существа, находящегося в такой соблазнительной близости.

Он чувствовал, как ее рука мягко движется по его щеке, начинающей зарастать бородой. Это было опасно и слишком маняще для человека, не готового к подобному соблазну. Он накрыл ее руку, намереваясь прервать путешествие ее нежных пальчиков, но ошибся. Открыв глаза, он наткнулся на взгляд бархатистых глаз, в котором читалось вековое, никогда не забываемое знание. Не задумываясь о последствиях, он, вместо того чтобы отвести ее руки, повернул голову и прижался губами к ее ладоням.

Беата доверчиво нагнулась к нему, обвила рукой его широкое плечо и, проведя другой рукой вверх, вплела пальцы в его блестящие волосы. Уткнувшись лицом в его грудь, она провела губами по гладкой коже, виднеющейся в разрезе рубахи.

В жилах Водери закипела кровь, когда их тела соприкоснулись. Он слишком долго желал ее, и ощущение ее губ на своем теле было для него невыносимо соблазнительным. Он отпустил ее руку и крепко обнял ее, прижимая все ближе. Наконец Водери нашел ее губы и потребовал от них пламенного ответа.

Беата с радостью ответила ему. Что бы ни случилось в ее прошлом, она была уверена, что никогда не испытывала ничего, подобного этой сладостной муке.

Как бы глубоко ни окунулись они в пучины страсти, при скрипе отворяющейся двери тотчас же отпрянули друг от друга. Беата с удивлением подняла на Водери глаза, и тот виновато покраснел. Он поклялся не касаться этого хрупкого существа, но все-таки попался на этом. Гордо распрямив плечи, Водери повернулся, готовый встретить гнев Уилла и полный решимости потребовать ответа на свое предложение руки и сердца.

— Я… простите… — заикаясь произнес Кенуорд, буквально просверливая своим смущенным взглядом дыры в полу. — Я… я только пришел вынуть хлеб из печи, пока он не подгорел!

Облегчение нахлынуло на Водери, как долгожданный дождь в жаркий летний день, хотя, вероятно, это лишь временная передышка: несомненно, мальчик расскажет об увиденном своему господину.

Желая по крайней мере уменьшить смущение Беаты, Водери решил отвлечь внимание Кенуорда:

— Вы ведь оттачивали свое мастерство в стрельбе из лука, да?

Возвращаясь с Уиллом с прогулки, он видел мальчика за этим занятием.

Кенуорд кивнул, украдкой взглянув на Водери и удивившись его осведомленности. Увидев за бесстрастным фасадом склонность к юмору, Кенуорд впоследнее время наслаждался обществом французского пленника не меньше, чем обществом Касси. И все же он был слишком хорошо обучен, чтобы слепо доверять Водери.

Водери увидел тревогу в глазах мальчика. Ему стало смешно, но он сдержал веселье, чтобы не задеть гордость юноши, и объяснил:

— Я видел вас, возвращаясь с Уиллом с прогулки!

Кенуорд, успокоенный, улыбнулся Водери.

— Но, — добавил Водери, — так как вы усердно работали, а я многие дни бездельничал, позвольте мне помочь вам. — Не дожидаясь ответа, Водери подошел к печи и с легкостью вынул из нее тяжелый противень с вкусно пахнущим хлебом.

В это время Уилл ввел в дом бледную Касси. Он рассеянно поставил на стол горшок с маслом и накрыл его кругом сыра. Занятый своими мыслями, Уилл не заметил, с каким интересом разглядывает Кенуорд комки земли, приставшие к продуктам, принесенным из сухого погреба.

«Что стало, — спрашивал себя Уилл, — с моим обычно ровным характером и манерами?» Если б у любого из многих известных ему английских феодалов спросили мнение на его счет, они, несомненно, сказали бы, что сэр Уильям Кеншемский — знаменитый обольститель дам, человек легендарной доблести и самообладания, которого не интересуют неопытные женщины. Теперь же он не просто поддался наивным чарам французской прелестницы, он стремился возбудить невинную и недоступную для него девушку, как не посмел бы это сделать ни один человек чести. Много лет он гордился, что способен брать или покидать женщину когда захочет, и никогда не позволял ни одной из них нарушить его жизнь или вмешаться в его решения.

Он с отвращением к себе признавал, что с тех пор, как в его жизнь вошла Касси, он в значительной степени отвлекается от военных забот. Все возрастающее чувство к ней сделало его характер мрачным и непредсказуемым. Он стал чужим самому себе. Эти мысли отвлекали его от менее важных событий, таких, как предложение Клайда, отказ Касси и серьезный разговор с Водери во время прогулки. Он подошел к креслу и упал в него. Откинув голову на высокую спинку, словно бремя проблем было слишком велико для него, он искал в огнях камина ответы на свои вопросы.

Касси и Беата молча, легко и дружно снимали буханки хлеба с противня и клали их на место. Как только противень был очищен, Водери снял его со стола и поставил в угол, предоставив Кенуорду накрыть стол белой скатертью и поставить на него деревянные тарелки с половинками свежего хлеба. Беата положила в каждую тарелку ломтик поджаренной оленины, а Касси залила все это крепким бульоном. В кубки, предназначенные для мужчин, Кенуорд налил горький эль, а Водери налил сладкий сидр женщинам, которые только что кончили нарезать сыр.

Казалось, в этот вечер один Кенуорд был в своей тарелке. Даже Беата, впервые с тех пор как появился Водери, с трудом встречала его необычно спокойный взгляд. Когда еда наконец была готова, Kaccи робко подошла к рассерженному рыцарю, освещенному огнем камина.

— Уилл, — нерешительно начала Касси, остановившись на расстоянии вытянутой руки от него, — еда вас ждет. — Он посмотрел на нее, и Касси снова ощутила силу его взгляда. Она очень хорошо поняла, что подвигла честного рыцаря на поступки, о которых он теперь сожалеет. Она потупила взор и добавила: — А в конце ужина у меня для вас приготовлен сюрприз!

Уступив малодушию, Касси быстро отошла к столу, надеясь, что хоть сюрприз доставит ему удовольствие, которое предвещала Эдна.

Пока все в неловком молчании рассаживались за столом, Касси искоса поглядывала на рыцаря, чья неотразимая привлекательность снова обволакивала ее и все прочнее завладевала ее сердцем. Кроме разделяющего их барьера, были и другие трудности, а непонимание его отчуждения после событий в погребе и на поляне переросло в смутное беспокойство. Уилл не просил Касси и Клайда ничего объяснять, хоть и сурово посмотрел на обоих. Может быть, он неправильно понял их разговор? Неужели он подумал, что ей отчаянно не хватает галантных кавалеров при французском дворе — ни одного из которых она никогда не видела, — и она ищет способ завлечь его людей и даже соблазнить их, чтобы они освободили ее? Это было так нелепо, что даже забавляло ее, если учесть, что она отказалась от сделанного ей предложения ради того, чтобы остаться с Уиллом!