Дрессировщик. Искупление - Ольга Николаева Страница 44

— Тебя забыл спросить. Жень, все нормально? — Симонов даже не глянул в сторону Игоря. Все его внимание было сосредоточено на девушке. Он просто отодвинул мужчину, протянул Жене руку, помог ей встать.

— Да, все хорошо, спасибо. — Она снова позволила себя приобнять чуть плотнее, чем обычно. Осознавала, как это выглядит в глазах Суворова, не очень хотела подтверждать его догадки, но слишком сейчас нуждалась в поддержке, хотя бы физической, чтобы от нее отказаться.

— Валера, я тебя спросил: за каким лядом ты таскаешь Женю в такие компании? Здесь куча старых потных развратников тусуется. Что она здесь могла хорошего увидеть? И зачем ты ее им показал? — Игорь, словно не заметил, как Симонов его игнорирует, продолжал требовательно допрашивать.

— А не поздно ли заботу проявляешь, друг мой? От кого ее прятать нужно? Или боишься, что кто-то позарится, предложит хорошую цену, и я тоже ее продам? — Девушка отпрянула от своего защитника, встревоженно вглядываясь в его лицо. Еще никогда Валера не казался ей таким агрессивным и жестким.

— А что, ты хочешь сказать, что чем-то лучше меня? Благороднее?

Сейчас казалось, что оба мужчины вообще забыли о присутствии причины своего раздора: будто два разъяренных животных, они сверлили друг друга глазами, нахмурив брови, играя желваками на скулах, сжимая кулаки. Одна лишь разница между ними была: один сидел в инвалидной коляске и при всем желании не мог накинуться на противника, а второй нависал над ним, из последних сил сдерживая себя.

— Конкретные обвинения предъяви! Я пока ничего не сделал Жене ничего плохого. И в постель к себе малолетку не укладывал, в отличие от некоторых! — Валера не сдержался, полыхнул гневом, выплюнул горькие слова. Не понимая, что ими больше обжигает не Игоря, а саму девушку.

Суворов долго молчал, усиливая напряжение, и без того уже доводившее Женю до неконтролируемой дрожи. Она уже успела позабыть, каково это — наблюдать чужое бешенство, да еще и в двойном размере. Вроде бы, и не на нее направлено, и никто не планировал ее обидеть, а все равно было трепетно и страшно. Хотелось убежать, да колени подкашивались.

— А у тебя не получилось, да? Потому и страдаешь такой хренью? — прозвучало едко и снова больно.

— Игорь. Прекрати! Ты не имеешь никакого права говорить такие вещи! — Женя взорвалась. Она прекрасно поняла, к чему клонит мужчина. И совсем не хотела слышать ответ Валеры, что бы тот ни захотел сказать. — Я, вообще-то, нахожусь рядом! Хоть немного постыдись!

Свирепый взгляд, устремленный на Симонова, слегка оттаял, стал похожим на человеческий, когда Игорь очнулся, перевел глаза на Женю.

— Это он не имеет права таскать тебя сюда. Здесь одни придурки похотливые толпятся. А если бы сюда не я приехал, вслед за тобой, а кто-то из этих жирных бухих развратников? Что бы ты с ними сделала, а?

— А чем ты лучше этих бухих развратников, Игорян? — Валера внезапно успокоился, теперь его голос звучал расслабленно и немного устало. — Может быть, расскажешь? Почему-то никто из них вслед за Женей не поперся, уважая то, что она пришла со мной. А может, относясь с уважением к ее желанию побыть одной… И только тебе одному пришло в голову такое.

— Вы оба хороши! Что-то делите между собой, доказываете, перетягивает меня, словно знамя почета… А ничего, что я рядом и все слышу? Вы — оба — ведете себя по-свински. И нечего тут выпендриваться! — девушка притопнула ногой. От обиды. И от отчаяния: очень хотелось остаться одной и пережить все произошедшее. Но у нее не было и такой возможности: ехать домой — это значит, отправиться в дом Валеры. А он ей сейчас тоже был не очень приятен после таких выпадов. Не поехать к нему… А некуда больше податься. Ощущение тотальной зависимости от этих мужчин — от Игоря в прошлом, от Валеры сейчас, — будто к земле придавило. Она обижалась, что к ней относятся словно к вещи, но сама себя почти вещью и ощущала.

— Я за тебя переживаю. — Суворову, похоже, было плевать на ее крики и возмущения. — Уж прости, но ничего поделать с этим не могу.

— А не надо переживать, Игорь! Ты уже свое отпереживался! Все! Забудь! Съезди на трассу, в конце концов, найди себе новую замухрышку и заново с ней развлекайся! Только заранее подумай, куда еще можно сплавить, когда надоест!

— А знаешь, наверное, я так и сделаю. Спасибо за идею, Жень. Сам бы не додумался. — Неожиданно для всех, мужчина развернулся и поехал в сторону зала, из которого доносилась громкая, разухабистая музыка и крики гуляющих. — До свидания. — Бросил в их с Валерой сторону через плечо, даже не оглядываясь.

— Козлина! — Симонов сдобрил фразу еще парой непечатных выражений, видно было, что его до сих пор потряхивает от пережитого всплеска агрессии, но он старательно держал себя в руках. — Поедем домой? Что-то никакого настроения продолжать праздник…

— Господи… За что мне все это? — Женя рухнула обратно на диванчик, с которого ее недавно подняли, спрятала лицо в руках.

— Я постараюсь сделать так, чтобы вы больше не пересекались. Он больше тебя не обидит. — Мужчина дотронулся до ее плеча, пытаясь погладить, успокоить… Но Женя отдернулась, будто от огня.

— Ты меня сам обижаешь и даже не замечаешь этого! Не хочу видеть! Не хочу! Никого из вас! — она с трудом удерживала рыдания, подкатывающие к горлу.

— Что я сделал не так?

— Какая тебе разница, куда Игорь меня укладывал и как? Может, это я к нему в постель залезла и не хотела вылезать? Такое тебе в голову не приходило? Что я была в него как кошка влюблена? А ты сейчас взял и обгадил все то, что тебя вообще не касалось, Валер, понимаешь? Не твое дело — с кем и почему я раньше спала. Может, я тогда счастлива была?

— Это не снимает с Игоря ответственности, Жень. И не нужно переносить все его косяки на себя. Они у вас есть у обоих… наверное… но они разные.

— А ты кто? Судья? Или Господь Бог, чтобы возлагать на кого-то ответственность? Не надоело играть эту роль?

— Дурочка ты еще, Женя. Я тебя защитить от него пытаюсь. Чтобы не растаяла и не побежала навстречу по первому зову…

— Ты слишком плохо меня знаешь. Никуда я не побегу.

— Окей. Услышал. А домой поедешь, если позову? Или будешь тренировать свою волю к сопротивлению? — Он снова пытался перевести все в шутку. И от этого становилось еще хреновее на душе.

— Я не хочу к тебе домой, Валер.

— А к кому хочешь? К Игорю? Ну, ты подумай хорошенько… И если что, намекни. Он еще здесь. Уверен, что не откажется, если ты решишь ему компанию составить… Он у нас теперь страдалец одинокий.

— Прекрати, пожалуйста. Нисколько не смешно.

— Мне, между прочим, тоже…

— И что теперь делать?

— Ехать домой и ложиться спать. А завтра, со свежей головой, думать о твоем будущем. А сейчас прекрати истерику и вставай.

Все еще хотелось брыкаться и сопротивляться. Вот только смысла в этом не было никакого…