Пропустите женщину с ребенком - Ирина Лобановская Страница 43

Сейчас рушилось все то, чем он жил и дышал. Его однополчане проклинали страну и власти, безразлично бросившие множество людей и семей на произвол судьбы. Армию из Германии выводили в никуда, у большинства офицеров и солдат в России не имелось ни кола ни двора. Квартир им никто не предлагал и даже не обещал. Люди злились, орали, ругались, жены плакали. Раздражение висело в воздухе, как смог, отравляющий души и легкие.

— С тобой стало невозможно разговаривать! — сердилась Кристина. — Неужели армия так много значит в твоей жизни?! Подумаешь, всего-навсего служба!

Борис очень удачно выбрал момент, вклинившись в семью Одиноковых. Словно предусмотрел и рассчитал все заранее.

— Как ты не понимаешь?! — оскорблялся Егор. — Некоторые выбирают профессию, а некоторые — жизнь! Я выбрал второе. Вот и все!

Но Кристина недоумевала. А точнее, она не хотела ничего понимать и вникать в переживания мужа. Егора утешал только Алешка, единственно родная, как он считал, привычно заблуждаясь, душа. По примеру остальных, Егор верил, что сын никогда не предаст, не станет чужим и непонятным. Не уйдет и не бросит.

Кристина стала исчезать по вечерам, возвращалась поздно… От нее пахло дорогими духами, косметикой и предательством.

Алешка хохотал, с удовольствием оглядывая нарядную и красивую мать. Ему нравилось и льстило, как маленькому мужчине, что у него такая привлекательная, останавливающая взгляды, необыкновенная мама.

Она останавливала взгляды слишком многих… Но Егор сам выбрал себе на долю такую, и винить ему некого. Впрочем, тогда, сначала в электричке, а потом на даче и в Москве она показалась ему совсем другой — грустной и потерянной, испуганно вглядывающейся в окружающую жизнь, словно не знала, что ей делать с этой жизнью и с собой. Тогда — не знала, это правда… Сегодня — знает. И это знание придавливало Егора к земле.

Кристинин блеск в глазах бесил Егора. Хотелось убить ее, чтобы покончить со всем этим тяжким мучительным бытием раз и навсегда. Убить…

И Егор написал Валюне.

Ее адрес он хранил в своей памяти неизвестно зачем.

Валюха откликнулась тотчас, словно только и ждала его письма. Она писала, что замуж так и не вышла, живет одиноко. И стала почему-то слышать голоса: то матери, то отца. Что это значит, она не понимает.

Голоса Егору не понравились. А вот Валюхино одиночество — очень. И он снова написал ей, и еще, и еще…

Я собираюсь в отставку, писал Егор. Армия развалилась, служить там больше нет ни сил, ни смысла. Жить с Кристиной тоже больше невозможно. Семья распалась точно так же, как все остальное. Я скоро вернусь в Россию, строчил на бумаге Егор. Уже навсегда. Мне негде там жить. Не возвращаться ведь в родной городок к одряхлевшим родителям, о которых верно и преданно заботятся младшие сестры! Возвращаться в виде лишнего страдания для родных. Им будет невыносимо видеть каждый день унылую, вытянутую физиономию сына и брата и больно сознавать, что его жизнь сломана, не сложилась, провалилась в тартарары… Прожита словно зря, напрасно, оказалась не нужной никому — ни родной стране, ни его жене, ни ему самому…

Я хочу приехать к тебе, писал Егор. Если ты, конечно, не ходишь теперь под другой фамилией…

Чтобы остаться с тобой навсегда. И тогда ты перестанешь слышать голоса родителей. Они перестанут тебя звать за собой… Еще рано… Я помню твой маленький домик, твои ветхие дорожки на полу, твою старенькую печь, которую давно пора переложить… И если ты до сих пор этого не сделала, то я отремонтирую дом сам: переложу печь, починю крышу и крыльцо, утеплю стены… И вообще жить теперь, Валюха-веселуха, будет лучшее…

Она прислала ему сбивчивый ответ, который яснее ясного говорил о том, что она плакала, радовалась, смеялась и снова плакала, потому что никак не ждала от жизни такого подарка. И уже приготовилась спокойно прожить оставшиеся годы одной, в ветхом, темном от снега и дождей домике-развалюхе, и умереть, когда голоса родителей станут слишком настойчивы… Но теперь она станет ждать, когда Егор выйдет в отставку, расплюется и завяжет со своей армией и генеральством, разведется с женой и приедет к Валюне. Она будет ждать… Верно и преданно, неизменно и непрерывно. Поглядывать в окно… Поджидать телеграммы в несколько слов: «Встречай. Прилетаю такого-то числа…» Она любила только его одного и любит до сих пор… И будет любить всегда своего мрачного неулыбу… Зачем ей чин его да погоны? Они, может быть, нужны его жене, городской дамочке с хорошими манерами, образованной, капризной и жеманной, но не ей, Вале…

О сыне Валюня не спрашивала. Это проблемы Егора. Пусть решает их самостоятельно. Ей все равно. Для нее главное — дождаться своего ненаглядного, чтобы он действительно приехал, открыл дверь, потопал ногами в сенцах, сбрасывая с сапог грязь, и крикнул:

— Валя, ты дома?.. Долго же до тебя добираться! Летел, летел, потом ехал… Глухомань… Это и хорошо. То, что надо. Короче, я здесь… Встречай, хозяйка!..

А родительские голоса пока могут подождать. До поры до времени…