Сын Авроры - Жюльетта Бенцони Страница 43

— Да, похоже, мне и впрямь окажут эту честь... это удовольствие!

— Не слишком рассчитывайте на удовольствия, милый мальчик. Да, я прекрасно знаю, какие слухи ходят об этих ужинах моего сына и его друзей, которых называют «развратниками». И слухи, к моему сожалению, правдивые. Однако прошлым летом моя внучка, герцогиня де Берри, скончалась. Ей было всего двадцать четыре года... и она была постоянной участницей этих дебошей своего отца... Они были очень похожи, одинаково стремились попробовать все, даже то, что и пробовать-то не следует. Ее смерть глубоко ранила герцога. Если бы он верил в Бога, подумал бы, что это — его наказание, но он не верит. Так что теперь он иначе относится к удовольствиям. Поэтому не рассчитывайте на слишком многое.

— Единственное, на что я надеюсь, — понравиться королю и получить командование!

— Что же, тогда, как мне кажется, вы избрали верный путь.

И в этот момент в комнату вошел слуга с тремя собачонками на поводке — они явно вернулись с прогулки. И они тут же с тявканьем кинулись к хозяйке.

— Вот они, мои любимые малыши! — воскликнула она, снова переходя на французский. — Вы любите животных, господин граф Саксонский?

— Очень люблю, сударыня! Но предпочтение отдаю все-таки лошадям.

— Что ж, вы храбрый человек, граф. Я в вас не ошиблась.

* * *

Также она не ошиблась и относительно ужина с регентом. За регентским столом Мориц увидел некоторых из тех «развратников», о которых кричал весь Париж Там были герцоги де Канийяк, де Бранка, де Ноай, де Брольи и де Ришелье, все пятеро — веселые, вежливые и воспитанные люди. Был еще и бывший аббат Гийом Дюбуа [58], недавно ставший епископом Камбре, с хорошо подвешенным языком — до того, как стать министром иностранных дел, он был наставником Филиппа и его тайным агентом. Как и его наставник, кардинал Мазарини, Дюбуа был самым настоящим трудягой, но не забывал и про придворных красавиц и хорошую еду. Мориц с удивлением обнаружил, что для каждого гостя здесь было свое особое блюдо: вышеупомянутый епископ, например, предпочитал омлет с трюфелями, а де Бранка — острую испанскую еду. Но больше всего графа Саксонского удивило то, что за весь ужин к ним не присоединилась ни одна женщина. Вечером в опере должен был состояться бал, и регент распрощался с гостями, сославшись на срочные дела. Шарль де Шароле и Мориц Саксонский поступили мудро и вернулись домой: завтра Морицу предстояло быть представленным самому королю.

* * *

Отправляясь во дворец Тюильри, Мориц не придавал особого значения этому предстоящему знакомству. Он знал, что увидит десятилетнего мальчишку, без сомнения, переполненного самодовольством, даже несмотря на то, что он — всего лишь марионетка, послушно исполняющая то, чему его научил мудрый наставник. В общем и целом Мориц не ждал ничего от этой встречи и надеялся, что продлится она недолго.

Пройдя через парадный вход и зал Ста швейцарцев, Мориц попал во дворец, построенный еще Екатериной Медичи (правда, она в нем никогда не жила) и восстановленный позже Людовиком XIV. Регент, Мориц и де Шароле пересекли первую галерею, затем павильон де Бюллан, потом еще одну галерею, выходящую к павильону де Флор, где и располагались королевские апартаменты. Без сомнения, это была самая лучшая часть замка, ведь из нее открывался вид на сады и набережную Сены. Здесь находилось сердце королевской власти, тщательно охраняемое швейцарцами в красных мундирах и личной гвардией — в синих. Атмосфера во дворце Тюильри была куда более торжественной, чем в Пале-Рояле, что являлось отражением большей близости регента к народу.

Регент выбрал для знакомства с королем час, когда тот возвращался с мессы. В маленькой галерее столпилось несколько человек с прошениями — они хотели увидеть короля и поприветствовать его. Регент и его спутники обошли это небольшое столпотворение и направились в библиотеку, служившую, судя по многочисленным картам, учебной комнатой. Регент сел, а его спутники остались стоять. Они немного подождали, и вот за дверью раздался шум голосов, возвестивший о том, что король прибыл. Лакей в парадной ливрее отворил двустворчатую дверь, и Мориц, наконец, увидел короля в сопровождении двоих человек из свиты и воспитателя маршала де Виллеруа. Это был мужчина уже не первой молодости, высокий, с красивой походкой, но граф Саксонский недолго рассматривал маршала. Всем его вниманием завладел десятилетний мальчик, на голове которого покоилась огромная и тяжелая корона, которую он гордо нес, преисполненный подлинным величием. Мальчик был просто прекрасен — нежная кожа, большие черные глаза, обрамленные длинными ресницами, прямой нос с уже намечающейся горбинкой. А как очаровательно он улыбнулся, бросившись в протянутые к нему руки Филиппа Орлеанского, не потеряв при этом своего королевского величия!

— Господин регент Франции! — воскликнул он, а в его глазах зажглись хитрые искорки. — Я всегда очень рад вас видеть! А кто это с вами? Добрый день, господин граф де Шароле... А вы, месье..?

— С вашего позволения, Ваше Высочество, я рад представить вам графа Морица Саксонского, сына Его Величества короля Польши. Граф восхищен вашей страной и жаждет доблестно служить вам своей шпагой.

— Какая замечательная мысль! Так значит, вы солдат, месье?

— Да, сир. С тринадцати лет.

— И под чьими знаменами вы уже воевали?

— Под началом генерала фон Шуленбурга, который был моим наставником, а затем — под знаменами принца Евгения Савойского.

— Самого серьезного нашего врага...

— Предателя и изменника, Ваше Величество! — настойчиво поправил де Виллеруа.

— Если я правильно помню ваши же уроки, господин маршал, то ему попросту не оставили выбора, и это огромная ошибка! Но если ученик достоин своего учителя, королевству крупно повезло!

— Если вы позволите мне сказать, Ваше Величество, — хрипло пробормотал Мориц, взволнованный до глубины души, — именно принц Евгений дал мне совет отправиться во Францию и служить вам.

— Не видите ли вы, Ваше Величество, тени сожаления о прошлом в совете принца? — прошептал герцог Орлеанский.

— Все может быть! Господин регент, не будете ли вы так добры исполнить просьбу графа Саксонского... Я с огромной радостью приму его на службу.

— Только в том случае, если король Август II даст на это согласие, — сухо отрезал воспитатель короля. Очевидно, что он не любил быть на вторых ролях.

— Это само собой разумеется, — быстро ответил регент, который, судя по всему, недолюбливал Виллеруа. Он ставил ему в вину то, что в воспитании короля слишком много времени уделяется восхвалению Людовика XIV, который остался в памяти маршала блистательным кумиром, находящимся где-то посередине между небесными избранными и несчастными жителями этого бренного мира.