Я тебе объявляю войну, девочка! - Яна Лари Страница 43

В груди щемит. Очень хочется прижаться щекой к мужскому плечу и поверить в то, что слова Вадима не игра на чувствах, что они не очередной стратегический ход и за ними действительно что-то стоит.

— Я устала, — с нажимом ставлю точку в сегодняшнем безумии, никак не комментируя его решение. О чем можно судить сейчас? Пусть покажет время.

Злобин хватает меня за локоть и уводит от окна. Секундная уязвимость рассыпается на глазах.

Я едва поспеваю за скоростью смены его настроения.

Он толкает меня на кровать, а сам опускается на одно колено. Особо не расшнуровывая сдергивает с моих ног кроссовки. Наши лица снова на одном уровне. Его взгляд с поволокой и невменяемый. Губы плотно сжаты, тонкие ноздри подрагивают. Кажется, события развиваются совсем не в ту сторону, куда бы мне хотелось.

Рефлекторно отодвигаюсь назад, но Вадим быстрее, ловит пальцами мои щиколотки. Удерживая за левую ногу, снимает правый носок, потом проделывает то же самое с левым. Мои ступни согреты кончиками его пальцев. Эти прикосновения, с одной стороны, дают ощущение ласки, а с другой — они достаточно настойчивы, чтобы не позволить мне расслабиться.

Замедлившийся ход времени выделяет мелкие детали: капли дождя на переносице, кровавый узор лопнувших капилляров в глазах, глубокую морщинку между бровей. На его лице борьба, с собой или с переутомлением — не разобрать.

Я практически не дышу.

Руки Вадима с нажимом скользят поверх спортивных штанов и сжимаются на талии. В горле бьется густое разочарование. Мне очень хочется, чтоб он меня услышал. Даже больше, чем ухнуть в выжигающее вокруг нас кислород возбуждение.

Злобин смотрит в упор.

По спине пробегает озноб от его тяжелой властной энергетики. Честно говоря, я и сама плохо понимаю, чего прошу. Не представляю, как такой мужчина может выразить нежность.

Миг замирает, словно небо перед грозой. И одного удара молнии хватит, чтоб расколоть неокрепшее еще взаимопонимание.

Вадим притягивает меня ближе, вжимает руки в кровать по краям от моих бедер. Дышит медленно, как будто еле сдерживается. Мне кажется, если прорвет — сгорим в одно мгновение! Я не знаю, как правильно вести себя с ним. И есть ли в этом смысл?

Только не испорть все, пожалуйста…

Он отстраняется.

Щелкает выключателем на настольной лампе. Молча раздевается, почти неразличимый в оставшемся нам освещении от большого аквариума. Опять нависает.

— Дальше что? — Упираюсь на локти, отодвигаясь назад.

Я тоже могу стоять на своем, но внутри меня такая борьба, что все смешивается: неуверенность в будущем, шаткая надежда, что я смогу… нет, не перевоспитать его, я реально смотрю на вещи, но хотя бы сумею нащупать баланс, когда нам обоим будет комфортно, когда я перестану зажиматься, ожидая подвоха, а Вадим просто расслабится и научится получать удовольствие от момента, вместо того, чтобы смотреть исключительно в перспективу.

Я остро чувствую, что он еще чужак для меня в это мгновение. А еще понимаю, что сама хочу его узнавать. Не слишком верю в успех, но очень хочу…

— Для начала перестань меня шарахаться. Сказал же, что не дам тебя в обиду. Ко мне это тоже относится.

Грудь Вадима под моими ладонями вздымается тяжело и быстро. Атмосфера между нами накаляется. Меня накрывает болезненностью его интонаций. В попытке их смазать, я провожу ладонью по его щеке.

— В основном я ощущаю только то, как сильно ты меня хочешь. Ужасно тоскливое чувство, когда неравнодушен к человеку, если честно.

— Ну что ж… справедливо.

Остается гадать, он услышал только укор или мое признание тоже.

Вадим откидывает одеяло, подхватывает меня под мышки и тянет вверх. Я инстинктивно цепляюсь за его плечи. Наши губы в миллиметрах друг от друга, дыхание сплетается, рвется, когда он тянет вниз бегунок на моей молнии, но только до ложбинки.

— Знаешь… со мной редко случаются эмоции, — Перемещается ниже, оставляет поцелуй между ключиц, — Вдобавок последние сутки мне удалось поспать всего пару часов. Соображаю плохо, еще хуже держу себя в руках. Давай спать, Светлячок. Утром сниму с тебя остальное, идет?

— Опять обломал. А я только настроилась… — выталкиваю с ироничным смехом остатки напряжения. Расслабленность затапливает мышцы долгожданным теплом. — Ладно, старая развалина, давай просто обнимемся.

Вадим громко фыркает мне на ухо. Сосредоточившись на этой щекотке, понимаю, что Злобин забрался мне в карман, уже когда он достает оттуда руку. Мне слишком хорошо сейчас, чтобы заново спорить, просто скручиваю пальцы в дулю и жду, когда он нащупает в полутьме мою руку.

Но Вадим тянется к моей шее. Недолго возится с замком простой серебряной цепочки, продевает в нее кольцо и застегивает обратно.

— Пусть пока повисит так, чтобы не потерялось. — произносит почти неслышно.

Я накрываю изящный ободок ладонью.

Его жест получился очень пронзительным. И я молчу, чтобы не принять решение в порыве сиюминутной слабости.

Мне непривычно делить с кем-то кровать, особенно с мужчиной. Но размеренное дыхание над ухом убаюкивает. Нас будит звонок телефона. С удивлением отмечаю, что за окном уже давно рассвело, а моя голова удобно покоится на плече у Вадима.

Он с кем-то разговаривает, не открывая глаз. Из односложных ответов и обрывков разговора делаю вывод, что на объект что-то там не доехало и вопрос нехватки материалов встал ребром.

— Начинайте, до обеда решу. Все будет.

Вадим возвращает телефон на тумбочку, поворачивает голову. В сонных глазах туман и уже знакомый голод.

— Переезжай ко мне? Хочу тебя в свое утро…

Он не успевает договорить. Очередной звонок занимает его внимание. Этот длится дольше. Я успеваю отлучиться в прилегающую к спальне ванную комнату, распечатать одну из одинаковых зубных щеток, почистить зубы, умыться, а Злобин все еще говорит по телефону, сосредоточенно и жестко. Насколько я понимаю, теперь возникли какие-то сложности с покупкой земли. Правозащитники пытаются отстоять фундамент старинной усадьбы, стоящий на нужной территории, а сдвинуть стройку, чтобы его не зацепить, не представляется возможным.

— Тебе пяти минут на сборы хватит?

Я вздрагиваю, когда он заглядывает ко мне, уже одетый и бодрый, как с утренней пробежки. Смущаюсь. Надо же, умудрился застать меня разглядывающей в зеркале бордовый засос под ключицей.