Антистерва - Анна Берсенева Страница 43

– Что ни говори, а куколки эти – бесовская выдумка. Хоть я и не монашка, а точно тебе говорю. Неужели сама не чувствуешь?

Самое удивительное заключалось в том, что Бина действительно смотрела на шарманку с некоторой опаской. Особенно когда Лола крутила ручку и фигурки оживали.

– Ничего я такого не чувствую, – пожала плечами Лола. – И с чего ты вдруг, а?

– Да вот есть с чего, иначе не говорила бы. Ладно, поехали поклубимся, а то смотреть на тебя жалко. Засела тут со своими уродцами, в самом деле как в гареме, только паранджи не хватает!

Еще с большей опаской, чем к шарманке, Бина отнеслась к тому, что, вернувшись из Парижа, Лола устроила в мансарде кедрового дома мастерскую. Как ни странно, Лолу это даже не обидело, хотя Бина все-таки была единственным человеком, чье мнение ей было небезразлично.

Но теперь ей стало просто не до обид… Да ей вообще стало ни до чего – все, что еще недавно занимало ее внимание: покупка одежды, «чтоб выглядеть как положено», уроки инструктора, который учил ее водить машину, даже одинокие прогулки по московским улицам, которые, конечно, по душевной наполненности не шли ни в какое сравнение со всеми остальными ее занятиями, – все это не просто отошло на второй план, а словно бы исчезло, растворилось, как каждый вечер растворялись в сумерках деревья возле дома.

Единственный магазин, который ее теперь интересовал, это был магазин для художников: в нем продавались японский ладолл и испанский пластик, из которых она стала делать кукол. В Душанбе, кроме дерева, в ее распоряжении был только гипс с клеем или совсем уж простая смесь – мука с солью. А пластик и ладолл были так послушны ладоням и пальцам, с ними так легко было делать все, что только рождалось в воображении, что Лоле даже сны начали сниться, впервые с тех пор, как она оказалась в Москве. Ей снились кукольные лица, бесчисленные, прекрасные, гораздо более живые, чем лица человеческие, снились нежные руки и летящие, похожие на дымку, одежды…

К счастью, Кобольд был занят какими-то своими бизнесменскими неприятностями, которые, как можно было понять, начались в Лондоне, продолжились в Париже и теперь никак не заканчивались в Москве. Днем он совсем не появлялся дома, а когда приходил поздним вечером, то всегда бывал замкнут и мрачен. Это Лолу устраивало; главное, что он не обратил на ее новое занятие почти никакого внимания. В мастерскую он поднялся лишь однажды, когда вернулся ночью и не застал Лолу в спальне.

– Что ты тут за музей восковых фигур развела? – спросил он, окинув быстрым взглядом заготовки для кукол. – Мало тебе манекена дурацкого!

С манекеном, который стоял прямо в Лолиной спальне, была связана отдельная история. Она увидела его в магазине, в котором срочно покупала платье на вечер. В тот день Роман взял ее с собой на деловой обед, трапеза затянулась, и оказалось, что они уже не успевают заехать домой, чтобы переодеться к вечернему приему в американском посольстве, на который, как было указано в приглашении, дамы должны были прибыть в платьях с открытой спиной. Кобольд привез ее в Третьяковский проезд и заявил, что в течение получаса, пока он покупает смокинг, она должна одеться так, как требуется, чтобы в следующие пятнадцать минут он мог приобрести к ее платью украшения.

– Мы в армии вообще за сорок пять секунд одевались, – хмыкнул Семен, высаживая Лолу из машины у сияющей витрины бутика. – Пока спичка горит. Без брюликов, правда. Ну так на брюлики тебе дополнительное время и дается.

Подходящее платье – темно-зеленое, длинное, с закрытым горлом и со спиной, открытой, как потом заметил Семен, «по самое не могу», – она обнаружила на манекене. Самое смешное, что у этой узкобедрой куклы, стоящей в центре небольшого зала, была такая же прическа, как у Лолы: прямая, почти до самых глаз, челка и ассиметричное каре – черные волосы слева доставали до середины щеки, а справа касались ключицы.

– Символично, – усмехнулся Кобольд, появившийся в бутике, когда Лола стояла в новом платье рядом с голым манекеном.

Что он имел в виду, она не поняла, но эти слова ее просто взбесили – тоже непонятно почему.

– Я хочу купить и манекен, – процедила она.

– Зачем? – удивился Роман.

– Символично. Ты же сам сказал.

Символом чего являлась безглазая кукла, раздражающе похожая на нее, Лола и теперь не понимала. Но ей почему-то было необходимо, чтобы она стояла в углу ее комнаты. Было в этом что-то… отчуждающее. Манекен не мог находиться там, где люди живут домашней жизнью, он был частью жизни внешней, сторонней; наверное, все дело было в этом.