Озорница - Тереза Медейрос Страница 42

— Восемнадцать лет, — засмущалась Эмили, зарделась и захлопала пушистыми ресницами.

Джастин крякнул, откатился в сторону и уставился в небо. Звезды насмешливо подмигивали, и он не знал, то ли плакать ему, то ли смеяться.

— А ты хоть знаешь, как мужчина доказывает свою любовь женщине? — спросил Джастин, тщательно подбирая слова.

— Конечно, знаю, — с негодованием запротестовала Эмили, присела на корточки и спрятала пылающее лицо между колен. — Мужчина засовывает свой…

Джастин поспешил прикрыть ей рот ладонью. Не хватало только выслушать лекцию подобного рода из уст ребенка! Эмили, чувствовалось, обиженно надула губки, а глаза подозрительно заблестели и вот-вот наполнятся слезами. Как объяснить чудачке, что ее робкое признание доставило ему несравненное удовольствие?

Значит, он мог стать первым мужчиной в ее жизни! При этой мысли ему представились полузабытые образы прошлого: зеленые холмы и аккуратно подстриженные деревья, яркий весенний день, бегущие по ровной дороге кареты, убранные цветами, чистый воздух напоен мелодичным перезвоном церковных колоколов, рядом Эмили в длинном белом шелковом платье с фатой, и слезы счастья стоят в ее глазах, прикрытых легкой вуалью.

Нельзя терять надежду, надо верить в будущее. Джастин погладил Эмили по щеке. «Наконец-то судьба щедро меня одарила, — подумал он, — и отныне жизнь пойдет по-новому. Рядом — чистое, невинное создание, и главное сейчас ничего не испортить, не замарать».

— В чем дело, Джастин? Ты меня не хочешь? — жалобно спросила Эмили, и слезы заструились по его пальцам.

Джастин отдернул руку. Что можно ей ответить? Если дать себе сейчас волю, потом не будет сил расстаться. Он пытался увести мысли в сторону, сосредоточиться на чем-то ином, вспомнить пятую симфонию Бетховена, фуги Баха или, на худой конец, похоронный марш Шопена, но в голове звучала другая мелодия, и этой песней была Эмили.

А она тупо смотрела в его спину и мучительно пыталась найти ответ на собственный вопрос: «Ты меня не хочешь?» Молчание становилось тягостным, и сам собой напрашивался ответ: «Нет, не хочет. Я не нужна ему. Я вообще никому не нужна». Выходит, Дорин права была, утверждая это. Но сейчас еще хуже, чем прежде. Ночная мгла не укрывает темным покрывалом, а висит над головой грозной тучей, и звезды напоминают льдинки. Одиночество тошнотой подступило к горлу.

Эмили смахнула слезы кулачком и затараторила, стараясь подавить боль вспышкой гнева:

— Можешь не оправдываться и ничего не объяснять. Одна моя подруга говорила, что многим мужчинам девственницы не нравятся, с ними неинтересно. Девственницы неловкие, они предсказуемы и начинают плакать в самый неподходящий момент. — Смахнув горючую слезу, она закончила: — Как вот я сейчас, к примеру.

В ее голосе звучала такая горькая обида, что Джастин растерялся. Ну как ей все объяснить? При чем здесь опыт и умение? Можно ли назвать неловкой тигрицу или предсказуемым — шторм на море? Джастин молча наблюдал за действиями Эмили. Она встала, разыскала юбку и повернулась к нему:

— Будем считать, что ничего не было. Хорошо? Если хочешь, могу прислать твою драгоценную Рангимэри. Уж ей-то опыта не занимать. Небось набралась у всемогущего Пакехи, его все бабы обожают за высокую потенцию.

Девушка отступила в темноту, даже не пытаясь прикрыть юбкой обнаженное тело, посеребренное луной. Джастин на миг представил, как нагая Эмили врывается на пиршество маори и во всеуслышание объявляет ничего не подозревающей Рангимэри, что Пакеха жаждет любовных утех и ждет ее в дюнах. Он стал медленно подниматься, но Эмили выставила перед грудью руку, как бы пытаясь защититься.

— Не затрудняйся, не вставай. Меня не нужно провожать. Ни для кого не хочу быть обузой, особенно для тебя.

Она развернулась, но прежде чем успела сделать первый шаг, Джастин рванулся к ней, схватил за ноги и повалил на песок. Она оказала отчаянное сопротивление, царапалась, кусалась и ругалась, сыпала отборными проклятиями, которые могли бы вогнать в краску даже видавшего виды Николаса. Наконец удалось прижать ее руки к земле и немного утихомирить. Джастин навалился сверху, нежно поцеловал по очереди глаза, щеки и уголок рта, вздохнул и тихо признался:

— Ангел мой, никого и ничего не желаю, кроме тебя. Неужели ты этого не понимаешь?

В ответ прозвучал надрывный всхлип. Джастин взял руку девушки и потянул вниз. Эмили сопротивлялась как могла, но силы были явно не равными.

— Вот сюда, — командовал Джастин. — Положи руку сюда. Неужели не чувствуешь? Неужели сама не понимаешь, как я хочу тебя?

Бушевавший в ее глазах злой огонек погас, и на смену пришло удивление.

— Вот это да! — восхищенно воскликнула Эмили, ощупывая внушительную упругость. Джастина продрала дрожь.

— Вот это да! — повторила Эмили. Кажется, впервые она просто не находила больше слов.

Будто легким весенним дождем омыло Джастина. До чего же она невинна! Он восторженно поцеловал усыпанный веснушками нос и сказал:

— Не скрою, дорогая, что это самый приятный комплимент, который мне случалось слышать из женских уст.

— От женщины, не спорю, но не от ребенка, — уточнила Эмили, продолжая чего ласкать бесхитростно и нежно, в ее темных глазах читался немой вопрос.

— Ты еще не женщина, — улыбнулся Джастин и попытался согнать поцелуем тучки, омрачавшие чистое девичье лицо. — Ты богиня.

Джастин впился в пухлые губы, взял руку Эмили, поцеловал каждый пальчик и напоследок ладонь. Глядя ей прямо в глаза, попросил:

— Не откажи в небольшом подарке, моя богиня.

— Проси что хочешь, — прошептала Эмили.

Конечно, можно поймать ее на слове, а там будь что будет, но так дело не пойдет, нужно держаться до конца.

— Время. Дай мне время, пожалуйста.

— Время? — непонимающе повторила Эмили. В голове у нее все смешалось. Время? Сколько еще нужно времени, чтобы Джастин ее полюбил? Десять лет? Целую жизнь? Он и так забрал семь лет ее жизни. Она провела эти годы за крышкой отцовских часов. Все это время часы тикали у его сердца, отсчитывая минуту за минутой. На миниатюрном портрете время остановилось.

— Мне требуется время, чтобы организовать свою жизнь, — пояснил Джастин. — Слишком долго я пытался убежать от своего прошлого, забыл о настоящем и будущем.

«Смешно, — подумала Эмили, прикрыв глаза, чтобы не выдать себя. — А что, если сказать ему: бежать никуда больше не надо, твое прошлое лежит под тобой, нагое и дрожащее?»

— А что будет, когда ты сумеешь организовать свою жизнь? — спросила Эмили и открыла глаза, моля небо, чтобы Джастин ничего не смог прочитать в ее взгляде.

— Ты узнаешь первой, клянусь.

Он снова поцеловал ее, а она обняла его за шею, притянула к себе с такой страстью, будто они виделись в последний раз, и Джастин глухо застонал, перевернулся на спину, увлекая девушку за собой.