Роксолана. Королева Востока - Осип Назарук Страница 42

Там же лежал свадебный башмачок без пары, что она купила с матерью в одной из рогатинских лавок…

Там был и окровавленный платок, которым она обтирала свою пораненную ногу на Черном шляхе, в просторах Дикого поля, когда шла степью за черными скрипучими татарскими возами и от усталости и боли упала под басурманскими батогами, дрожа всем своим молодым телом…

Там был и маленький надколотый глиняный горшочек, из которого она пила чистую воду в Бахчисарае, а потом в Кафе вместе с Кларой. И пара высохших листьев, которые сорвала с дерева, проезжая под Чатырдагом. И маленький камушек со святого Афона, оттуда, где она спрашивала Богоматерь, что ей делать…

Уже седьмой раз вставала луна над Стамбулом с тех пор, как закрыла руками свои синие глаза молодая султанша Эль Хюррем и впервые в жизни поцеловала своего мужа Сулеймана, дрожа всем телом и забывая про цветущую ароматную землю, синее небо, отца с матерью, день и ночь и весь мир роскоши.

* * *

Но как только остыл первый огонь неги и первая луна любви золотым ручьем сладкого меда проложила свою дорожку, сомнение закралось в сердце Эль Хюррем.

Совесть ее задрожала как осока на ветру.

Как птица в клетке трепетала ее мысль.

Тогда молодая султанша Эль Хюррем взяла в свои пылающие пальцы священный Коран и стал читать его днями напролет, спрашивая своего учителя про Господни речения, пытаясь разгадать загадку предназначения и жизни человека.

Набожный же Абдулла благословил Аллаха за то, что сделал он столь набожной молодую султаншу. Благословлял он ее. куда бы ни шел, и учил всему, что сам знал и во что сам верил.

— О великая хатун, — говорил он Эль Хюррем. — Аллах посылает человека в этот удивительный мир на короткое мгновение. Он не спускает с него глаз от колыбели до гроба. Он смотрит, как отец смотрит на своих детей, что идут мостиком через реку. Тот, кому Аллах дал больше ума и силы, от того он и ожидает большего, когда человек пройдет тропу своего бытия, успев испить все чаши, что Аллах ставил на жизненном пути, и горькие и сладкие. Но время от времени Аллах посылает свое отеческое предостережение.

В это верил набожный Абдулла и этому же он учил свою высокую ученицу — прекрасную и проницательную Роксолану.

Наконец, узнала она про 70 сект ислама с их разнообразными учениями. Но и этого ей было мало. Она начала изучать языки разных народов, чтобы быть переводчиком для своего мужа, когда являются послы из разных христианских стран. Скоро она стала понимать другие языки, ибо усердно занималась ими, чтобы подавить внутреннее смятение и чувство одиночества. Иногда в ее мозгу будто бились презрительные мысли и слова народных песен о предателях, что отреклись от веры из властолюбия и алчности. И тогда она еще усерднее бралась за работу.

Но в ее мыслях трепетало сомнение: правильно ли она поступила, сняв материнский крестик на своем удивительном пути…

Время — самое неуловимое и сильное из Божьих созданий — шло быстро.

* * *

В день священной ночи Кадр, в которую был ниспослан Коран с небес, в сарай явился странствующий дервиш. Его седые волосы спадали до стоп, а неухоженные ногти выглядели как когти орла, походка же его напоминала танец.

Он не называл ни своего имени, ни рода, только отвечал на все вопросы:

— У меня есть весть для падишаха!

Его допустили к султану. Войдя в комнату, приложив руку к сердцу и ко лбу он сказал:

— Когда одна из жен падишаха родит сына в день взятия Стамбула, в день, что бывает каждый год, этот сын будет иметь особое предназначение, отличное от предназначения остальных детей султанской крови, которых когда-либо давал род Османов!..

— Злое или доброе предназначение? — спросил обеспокоенный Сулейман.

— Это известно одному Аллаху и Магомету — пророку его!

Не ожидая благодарности, он приложил руку ко лбу и к сердцу и вышел. Проходя по коридорам походкой, подобной танцу, он громко оглашал эту новость:

— Когда одна из жен падишаха родит сына в день взятия Стамбула, в день, что бывает каждый год, этот сын будет иметь особое предназначение, отличное от предназначения остальных детей султанской крови, которых когда-либо давал род Османов!..

Эти слова потрясли сарай и заставили всех обратить внимание на Роксолану Хюррем. Только на нее можно было надеяться в этом.

Во всем сарае знали, что со времени свадьбы падишах Османов еще не посещал покоев ни одной другой жены.

Предсказанный день ждали с небывалым напряжением. Когда же этот день настал, родовые схватки настигли Роксолану и она родила сына. В величайший день Османского государства.

Как только она пришла в себя после перенесенной боли, попросила воды. Как только это было исполнено, она приказала невольницам удалиться.

Она долго смотрела на своего первенца. Лихорадочно, как в горячке, работал ее мозг. Она хотела что-то вспомнить и не могла. Теперь ее бледное лицо слегка покраснело, а губы слегка приоткрылись и прошептали: «…Призри ныне, Господи Боже, на тварь твою и благослови, и освяти воду сию, и даждь ей благодать избавления и благословение Иорданово…»

Она оглянулась по сторонам, не подглядывает ли кто-то, и снова всмотрелась в своего ребенка.

Она не могла из-за смертельной усталости вспомнить остальные слова святой молитвы, которую не раз слышала из уст отца и с которой провожают младенца в христианскую семью. Знала только, что дальше в молитве говорится про воду, как источник бессмертия, недоступный силам небытия. Мысленно она остановилась на словах, что проникали в ее мозг из забытья, будто голубка Ноя, севшая на зеленую ветвь для отдыха. Быстрым движением руки зачерпнула она воду и, обливая ей своего сына-первенца, тихо сказала:

— Крещается раб Божий Стефан во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, аминь…

Перед ее глазами стоял ее первый возлюбленный — Стефан. Его именем она назвала своего сына из султанского рода Османов.

В то же время она трижды перекрестила ребенка.

Тогда она вздохнула так тяжко, что казалось, она завершила очень трудную работу. Ей казалось, что от этого вздоха заколыхалась занавесь около дверей. Утомленная до крайности, она упала на край шелковой подушки, бледная, но умиротворенная.

Она вспоминала, как ощущалось в кровавом блеске веры крестное древо смирения. Даже невольницей она не чувствовала такого беспокойства за веру, как теперь, когда у нее было все, чего могут желать душа и тело. Она понимала, что потеряла сокровища, с которыми никакие земные богатства не сравнятся. Ей хотелось хотя бы для своего сына сохранить это сокровище, передать ему то, что она сама утратила.

Поначалу она смотрела на свой поступок как на нечто совершенно естественное, нечто такое, что предстояло ей передать, а сыну принять как наследие. Но через некоторое время в ее голове сверкнула мысль, что в этих покоях еще никогда не было крещеного наследника султана!