Плач палача - Наталья Рощина Страница 41

– Счастье – неуловимый миг, к которому мы стремимся, который все время ускользает. Нельзя быть счастливым долго, это невозможно. В понятие счастья укладываются такие простые, будничные вещи, как восход солнца, пение птиц, улыбка любимого человека, смех ребенка. Я могу перечислять долго – и все это настоящее счастье. Только мы порой не ценим.

– И ты тоже?

– Да, я ведь только начинаю жить. Мне простительно совершать ошибки.

– Когда я тебя слушаю, мне кажется, что ты прожила долгую жизнь, – Геннадий поднял бокал. – Давай за твое будущее, красивая. У тебя оно должно быть замечательным.

– У нас! – Нина осторожно притронулась своим бокалом к бокалу Соболева. Раздался негромкий, протяжный звук, всегда означающий одно – торжество еще не закончилось. – Я хочу, чтобы в моем будущем был ты, Геннадий Иванович.

– Спасибо, милая. Я тоже хочу этого, всем сердцем, – дрогнувшим голосом ответил Соболев. – Ты даже не представляешь, насколько. В моем возрасте нельзя так сильно влюбляться.

Месяцы учебы на курсах пролетели так быстро, что когда пришла пора получать свидетельство, Нина не могла поверить в это. Она улыбалась, выслушивая комплименты в свой адрес и отвечая на горячее рукопожатие в этот торжественный момент. Она держала в руках невзрачную бумагу, означающую, что теперь у нее есть профессия. После аттестата это был еще один документ, подтверждающий ее расставание с детством, теперь уже полное и бесповоротное. Осталось «самое малое» – найти работу и желательно в хорошем месте. Ателье много, а пользующихся репутацией высококлассного – единицы. Нина не делала из этого проблемы. Она знала, что Геннадий с его связями поможет. Он сделает так, что она получит очень хорошую работу. Недавно он намекал, что у него уже есть на примете местечко. Он всегда думает на несколько шагов вперед – это Соболев, и этим все сказано.

Но приехав домой, Нина не застала Геннадия на привычном месте – глубокое велюровое кресло в гостиной было пустым. Хотя было явно заметно, что он уже возвращался с работы и спешно покинул квартиру. Так бывало и раньше: телефонный звонок мог заставить его выйти из дому в любой момент. У него часто находились неотложные дела. Поначалу это раздражало Нину, а потом она привыкла. В конце концов, у человека такое чувство ответственности за свое дело – он не может иначе.

Но сейчас что-то подсказывало Нине: здесь не все так просто. Решив пройтись по квартире в поисках ответа на этот вопрос, она зашла в спальню. Нина настороженно смотрела на измятую постель, открытую тумбочку с лекарствами, распахнутые дверцы шкафа в спальне и беспорядок на полках, где лежала одежда и белье Геннадия. Нина недоуменно оглядывалась по сторонам, замечая все новые и новые признаки необъяснимого беспорядка. В какой-то момент Нина бросилась к шкатулке с драгоценностями – все было на месте. Стакан воды на журнальном столике в гостиной, рядом на полу упавшая упаковка таблеток. Нина подняла ее – «баралгин». Геннадий пил обезболивающее, значит, ему снова было плохо. Последнее время он вообще не хочет говорить о своем здоровье, до скандала доходило. Он даже повысил на нее голос, кричал, чтобы она оставила его в покое. Нина тогда обиделась, но, глядя на посеревшее от боли лицо Геннадия, через минуту подошла, обняла его. Она вспомнила, как он беспомощно затих в ее объятиях.

– Ведь я так беспокоюсь. Ты молча глотаешь таблетки, похудел, побледнел. Мне иногда кажется, что тебе ничего не хочется, – гладя его по жестким волосам, сказала она.

– Милая моя девочка, у меня остались желания, но я не стал бы говорить о них вслух, – глухо ответил Соболев. Он отвел глаза, чтобы не встретиться взглядом с Ниной – он скрывал, что недавно сдал повторные анализы. Они оказались такими, что доктор сказал ему прямо:

– Если ничего не предпринимать, у вас не больше месяца-двух…

– А если предпринять, то результат тот же, но есть перспектива провести последние дни с распанаханным животом и измучить близких, – перебил его Соболев. – Я просто хотел услышать от вас то, что вы сказали. Спасибо. Теперь я точно знаю, что должен делать…

Нина все стояла и думала о том, что не так представляла свое сегодняшнее возвращение домой. Она купила бутылку красного вина, любимый сыр Геннадия, коробку конфет и заварные пирожные – Соболев много лет назад на спор съел целый поднос плотно уложенных пирожных. Единственным условием было – стакан холодной воды. Спор был выигран, и даже после него у Геннадия не возникло отвращение к сладкому. Он, как ребенок, радовался конфетам, мармеладу, сгущенке, пирожным. Нине так хотелось сделать ему сегодня приятное. Может быть, вид любимой пищи вернул бы ему аппетит, который последнее время у него был отвратительный. Он почти ничего не ел дома, рассказывая, что не голоден. Каждый раз были разные версии: у него была встреча в кафе и во время делового разговора он перекусил; он поел со знакомым, которого очень давно не видел. Сначала Нина верила и огорчалась, что приготовленная ею стряпня остается без оценки. Еда в одиночестве уже не казалась чем-то невозможным, но особого удовольствия, конечно, не приносила.

Принесенный ужин, который пока не стал праздничным, Нина положила в холодильник. Покусывая губы, она снова вернулась в гостиную и вопросительно посмотрела на молчащий телефон. Ей казалось, что он должен зазвонить с минуты на минуту. И тут она заметила небольшой белый лист бумаги, лежащий рядом с телефонным аппаратом. Он лежал на диске набора номера так, что она должна была сразу обратить на него внимание. На мгновение Нина застыла, страх сковал ее мысли и движения. Наконец, приблизившись, так и не взяв записку в руки, она прочитала: «Нина, не волнуйтесь. Геннадий Иванович нуждается в госпитализации. Телефон, по которому вы сможете получить справку, ниже…» Нина почувствовала слабость в ногах и тут же опустилась в кресло, обычно занимаемое Геннадием. Она поджала ноги к груди и застыла. От охватившего ее страха она оказалась не в состоянии здраво рассуждать. Нина не плакала, но вдруг начала всхлипывать, как в детстве, когда было очень больно или досадно. Она никак не могла остановиться и была близка к тому, чтобы рыдать во весь голос.

Взяв себя в руки, Нина разобрала номер, указанный в записке, и начала набирать его. Дозвониться оказалось трудно. Все время было занято. Она начала терять теряла терпение, пока наконец не услышала в трубке долгожданное: «Диспетчер неотложной помощи слушает».

– Алло, будьте добры, скажите, к вам поступил больной Соболев? – дрожащим голосом, едва соображая, что говорит, произнесла она.

– Поступил в пятнадцать часов тридцать шесть минут, находится в палате интенсивной терапии, – после паузы ответил женский голос.

– Назовите ваш адрес, пожалуйста, – Нина внимательно выслушала и, не полагаясь на память, быстро записала название и номер улицы. – Скажите, а его можно проведать?

– По поводу состояния поступившего обращайтесь к Загорскому Владиславу Николаевичу.

– А кто он? Хирург? Заведующий? Он хороший специалист? – продолжала задавать вопросы Нина. Но на том конце провода уже положили трубку. Раздались гудки.