Ветер и море - Марша Кэнхем Страница 41

– Что вы знаете обо мне, Янки? Что вы могли узнать обо мне или о моем отце, что дало вам право так легко нас осуждать?

– Я знаю то, что вижу, – усмехнулся он. – И то, что слышу.

– Раньше он наряжал меня в шелка и атласы, – прошептала Кортни, глядя на свои мешковатые брюки и простую рубашку, – в платья с оборками и бантами и изящные маленькие туфельки. Мои волосы... Он любил мои волосы, раньше они были длинными и блестящими... – Кортни заглянула в кружку с ромом, поднесла ее к губам, и на этот раз кружка осталась пустой. Она передернулась, и от огненного шара в желудке кровь прилила к ее щекам. – Я поняла, что пока он будет видеть во мне свою маленькую принцессу, я не смогу разделить с ним его жизнь. Поэтому я научилась владеть саблей и мушкетом, метать кинжал не хуже любого мальчишки моего возраста, сращивать веревки, вязать булинь и... – Она вытерла рукой мокрые щеки. – Тогда я отрезала волосы и сбросила шелка и атласы. Я заявила ему, что больше не буду его принцессой, я просто хочу быть его плотью и кровью. Сначала он рассмеялся, погладил меня по голове и сказал, что это благородный поступок, но мне не следовало жертвовать своими волосами и отнимать у него зря время. Тогда я выхватила саблю и отрезала все до единой пуговицы у него на сюртуке, жилете и бриджах, прежде чем он успел защититься. – Кортни улыбнулась сквозь слезы, вспомнив выражение испуга на лице легендарного Дункана Фарроу, когда он, схватив одной рукой саблю, другой старался удержать на себе одежду. – Он взял меня с собой на «Дикого гуся», и я доказала ему, что такая же умелая, каким мог бы быть его сын, такая же надежная, такая же упорная. После этого он никогда больше не называл меня принцессой. И если бы мне пришлось снова это сделать, если бы мне пришлось выбирать – быть мягкой, женственной и изнеженной или быть просто дочерью Дункана Фарроу, – я бы... – она повернулась к Баллантайну, – я бы...

Его светловолосая голова покоилась в изгибе локтя, глаза были закрыты, губы расслабились. Фляжка с ромом в его руке опасно наклонилась, и Кортни забрала ее, чтобы содержимое не вылилось на пол. Баллантайн только вздохнул и плотнее уткнулся в свой локоть. Свободная рука секунду ощупывала пустой воздух, а потом, ничего не найдя, упала на письменный стол.

– Янки? – Кортни на пробу подтолкнула указательным пальцем его руку. – Янки, вы спите?

Медленно обойдя вокруг стола, она остановилась у него за спиной и с любопытством стороннего наблюдателя рассматривала спящего. Под льняной рубашкой выделялись твердые мускулы и четко очерченные контуры рук и плеч, на пояснице, где образовался вытянутый влажный овал, белье прилипло к коже, и от теплого мускусного запаха мужского пота Кортни ощутила странное покалывание в теле. Теперь, когда Баллантайн себя не контролировал, его рот был совсем не таким властным и суровым, и морщины вокруг глаз и на лбу вовсе не бросались в глаза. Его мягкие густые волосы манили к себе пальцы Кортни, но она остановила себя, постеснявшись дотронуться до них.

– Кем вы были до того, как превратились в негодяя, лейтенант? – прошептала она, доставая нож, спрятанный у нее за поясом бриджей. Зажав в руке теплую рукоятку, она поворачивала лезвие, в котором отражался свет фонаря. – Клянусь, я убью вас, Янки. Убью за моего дядю и за всех тех, кто погиб на Змеином острове... за Сигрема. – Кортни смахнула вновь навернувшиеся слезы и, обеими руками сжав нож, отыскала взглядом уязвимую впадинку немного ниже уха, у самого выступа непреклонной челюсти. Еще крепче стиснув рукоятку, она провела по губам кончиком языка. – Никто не просил вас помогать мне. Никто не просил прятать меня или брать на себя ответственность проследить, чтобы я добралась до Норфолка живой. Я не просила Сигрема брать с вас какие-либо обещания... Я сама освободила вас от ваших обязательств. И сейчас я еще раз... освобождаю вас...

У Кортни затряслись руки, и она перевела взгляд с горла Адриана на дрожащее лезвие. Одно резкое движение – и со всем будет покончено. Один точный удар – и она исполнит свой долг перед Эвераром...

Но руки отказывались ей повиноваться. Кортни понимала, что у нее больше никогда может не оказаться такого шанса, и это нужно сделать сейчас или... или...

С выдохом у нее вырвалось рыдание, и она почувствовала, как какая-то тяжесть тянет ее руки вниз. Прошедшей ночью Кортни могла бы убить его, могла бы без всяких колебаний убить его этим утром – но сейчас, в эту минуту общей боли, она не могла этого сделать!

Ее пальцы разжались, и нож с громким стуком упал на пол. Шум разбудил Баллантайна, он открыл глаза и резко вскинул голову.

– Что?.. – Быстро оглядевшись по сторонам, он увидел Кортни, прижавшуюся к стене, увидел нож и неправильно истолковал внезапный страх в ее глазах. – Значит, вот как, Ирландка, да? – Со скрипом отодвинув стул, он, пошатываясь, встал на ноги. – Говорите мне сладкие речи, а как только я повернулся спиной... – Он выразительно посмотрел на нож.

– Н-нет, – прошептала она. – Нет, я...

– Вы – что? – Он сделал шаг к ней. – Вы не собирались испробовать его на мне? Вы просто украли его и спрятали под одеждой, чтобы можно было однажды бросить его на пол? Черт возьми, ведь я предупреждал вас, что произойдет в следующий раз, когда вы надумаете мне навредить.

Он выбросил вперед руку, но Кортни ожидала удара и успела уклониться. Движения Баллантайна были замедлены выпитым ромом, и, не дожидаясь, пока ярость снова направит его кулак, Кортни рванулась мимо лейтенанта, стремясь оказаться по другую сторону письменного стола, но пальцы Баллантайна вцепились в застежку ее рубашки. От неожиданного рывка Кортни едва не потеряла равновесие, а ее рубашка порвалась, обнажив тело от шеи до талии.

Крепко сжимая в руке ткань, Баллантайн прижал Кортни к стене. Ледяные серые глаза горели такой злостью, что Кортни даже не пыталась освободиться. Она просто закрылась руками, ожидая удара по лицу, а когда, его не последовало, взглянула на него сквозь горячую обжигающую влагу в глазах и увидела, что взгляд Баллантайна остановился на ее обнаженной груди.

– О Боже, – хрипло пробормотал он, и свободная рука начала нерешительно двигаться, пока ладонь благоговейно не накрыла нежное белое тело, и тогда он взглянул Кортни в глаза, в бездонные изумрудные озера, которые, казалось, готовы были выйти из берегов.

Кортни не могла ни шевелиться, ни думать, ни дышать, ее тело застыло под его рукой, но она не знала, как бороться с жаром, исходившим от его ладони.

– Будьте вы прокляты! – тихо выругался Адриан. – Будьте прокляты!

Он наклонился к ее губам, подавив ее крик прежде, чем он успел слететь с губ. Она начала сопротивляться, но было уже слишком поздно – его руки, как и его тело, крепко удерживали ее на месте. Запустив пальцы ей в волосы, он бедрами и грудью прижал Кортни к стене; его язык жадно скользнул к ней в рот, и горячее, возбужденное дыхание коснулось ее щеки. Кортни яростно барабанила кулаками по его плечам и спине, но ее усилия оттолкнуть его не имели успеха. У нее закружилась голова, и ей показалось, что стены каюты сейчас придавят ее.

Почувствовав, что Баллантайн отодвинулся, чтобы расстегнуть ремень, поддерживающий ее бриджи, Кортни начала извиваться, стараясь помешать ему забраться внутрь, но все было напрасно – бриджи упали вниз, и по обнаженным ногам уже гуляли его жадные руки и холодный воздух. Адриан стал лихорадочно гладить гладкую кожу на внутренней стороне ее бедер, и мольбы Кортни превратились в стоны, а затем в слабые отрывистые вздохи. Баллантайн нашел и коснулся притаившейся искры, искра воспламенилась, и блаженная слабость разлилась по телу Кортни. Она упорно твердила себе, что ненавидит этого человека, что всего минуту назад хотела убить его, но теперь это уже ничего не могло изменить. Ее тело снова предало ее, и с жалобными, стонущими всхлипами Кортни потянулась навстречу ищущим мужским рукам, исторгнув из горла Адриана хриплый стон. Ее трепещущее тело, обвившееся вокруг него, ее руки, потянувшиеся вверх и обнявшие его за шею, ее груди, прижавшиеся к его груди, пробудили в нем слепую, отчаянную жажду.