Время перемен - Кэтрин Куксон Страница 41

– Извини, дорогой, – мягко произнесла она, – обещаю, что завтра мы вместе пойдем гулять.

Сын дернул плечом, сбрасывая ее руку, и отвернулся.

– Ты ведешь себя по-детски, даже хуже, как маленькая девочка, – резко заметила Барбара, ее благодушное настроение начинало улетучиваться, но реакция Бена заставила ее вздрогнуть.

Мальчик круто повернулся к ней, вскинул голову и вскочил. Лицо его стало пунцовым, губы тряслись.

– Я не хочу завтра никуда идти! – закричал он, – я с тобой никуда не хочу ходить, никуда! И никогда больше не пойду. Ни за что!

– Это уже слишком, ты просто грубиян, я пожалуюсь отцу.

В комнату вбежала Рут и бросилась к Бену.

– Пусть он сейчас же отправляется в кровать, – раздраженно сказала ей Барбара. – И я запрещаю давать ему после ужина пудинг.

Рут, не мигая, смотрела на хозяйку. Барбаре стало не по себе от ее пронзительного взгляда.

– В чем дело? Ты хочешь мне что-то сказать?

– Ничего, мадам.

– Тогда нечего на меня так смотреть.

Рут не отвела взгляда, выражение ее лица не изменилось. Барбара непроизвольно заморгала. Она не могла с точностью сказать, что было написано на лице Рут. Барбара предположила, что девушка осуждала ее за то, что она ударила Бенджамина. В этот момент у женщины возникло желание ударить и Рут. Когда кто-то ее сильно раздражал, Барбаре всегда хотелось ударить. Она должна была подавлять в себе это стремление и постоянно напоминать, что ее несдержанность обернулась трагедией и стала причиной того положения, в котором она теперь оказалась. Но тем не менее, она с огромной радостью избавилась бы от этой наглой и дерзкой девчонки. К сожалению, ее услуги были незаменимы, и она любила детей, Барбара отдавала ей в этом должное.

Она повернулась и ушла в комнату для игр. Джонатан и Гарри сидели за столом и рисовали. У Джонатана получалось очень неплохо.

– Здравствуй, мама, – поздоровались мальчики, отрываясь от работы.

– Здравствуйте, мои дорогие. – Она по очереди приласкала их. – Что вы рисуете?

– Я рисую корабль, – объявил Гарри.

– Посмотри мой рисунок. – Джонатан протянул ей альбом.

– Замечательно! – не удержалась Барбара от восторженного возгласа. – Мне кажется знакомым это лицо, кто это?

– Мистер Пурвис.

– Ах, да, ну, конечно, – она склонилась к сыну, коснувшись подбородком его волос, – бедный мистер Пурвис, с его набрякшими веками. Не стоит показывать ему рисунок, – тихонько рассмеялась она.

– Когда он нервничает, у него веко дергается, – вставил Гарри.

– А еще он сопит. – И Джонатан усердно засопел.

– Ах, как ужасно. – Барбара сделала вид, что ей стало противно. Затем она поцеловала детей. – Будьте хорошими мальчиками, – эту фразу она всегда говорила перед уходом.

– Мама, а ты придешь пожелать нам спокойной ночи? – спросил Джонатан, когда она была уже у двери.

– Да, конечно, я зайду позднее.

Стоило Барбаре выйти за дверь, как в комнату вошла Рут.

– Молодцы, парни, – сказала она, и мальчики улыбнулись ей. Потом Гарри принял важный вид и заявил: – Мы слышали, что говорила мама и решили поделиться с Беном пудингом. Они рассмеялись, когда она по очереди взъерошила им волосы. – Еще бы ваша парочка этого не сделала, а сейчас отправляйтесь и подбодрите его.

* * *

Около девяти вечера Барбара вновь зашла взглянуть на мужа. Он спал, и она отправилась к себе в комнату и быстро уснула.

Почти в то же самое время проснулся Дэн. Голова у него трещала, во рту было полно крови. Лицо распухло еще сильнее, а губы словно одеревенели, он с трудом смог разлепить их.

Мужчина с усилием сел на постели. Газ в светильнике был убавлен. Кто-то позаботился его зажечь. Дэн старался собраться с мыслями. Случилось что-то невероятное, ужасное. Жизнь была разрушена, разбита, но почему? Он не мог ничего вспомнить. Боль в голове и челюсти становилась невыносимой. Надо было что-то выпить, чтобы постараться ее заглушить. Дэн взглянул на столик. Там все еще стоял графин, но ему хотелось не виски, а что-нибудь теплое и приятное.

Господи! Что же с ним произошло? Дэн спустил ноги с кровати, и едва коснулся ими пола, как пришло просветление, и он вспомнил все. Но не то, что врач только с четвертой попытки вытащил зуб и вдобавок сломал его. Его пронзила мысль, что сын видел, как его мать целовалась в лесу с незнакомым мужчиной. Дэн вспомнил, как она заходила к нему в комнату, и он едва сдержался, чтобы не схватить ее за горло и душить, пока жизнь не покинет ее тело, как ушла она из него, когда он стоял у дверей беседки, слушая, что служанка уговаривала мальчика держать это в тайне, тем самым сохраняя детям мать, а мужу – жену.

Но он лишился жены, если когда-нибудь ее имел. Он спрашивал себя: была ли у него жена? Он стал для Барбары средством обретения свободы. Ему пришлось это признать. Он знал, на что шел, и с радостью согласился на это, потому что считал, что ни один мужчина не любил женщину так, как он ее с самых малых лет. Но так и не смог пробудить в ней ответную любовь. Любовь рождает любовь… но это сказано не о нем. «Энни из Торо» – он никогда не станет больше вспоминать об этих стихах.

Как долго это продолжается? Очень, очень давно. Скорее всего с тех пор, как они переехали в этот дом, а прошло уже почти четыре года. Все это время Барбара искусно дурачила его. Она лежала в его объятиях, позволяла ему любить себя, а может быть, в тот же самый день ее обнимал и ласкал тот белокурый здоровяк-фермер… Господи, Боже! Окажись этот парень перед ним, он бы воткнул в него нож, не посмотрел бы, что тот такой рослый и сильный. Дэн пожалел, что у него не было ружья, он бы на следующий день отправился на ферму и пристрелил бы негодяя, как бешеную собаку… Если бы он оказался человеком определенного склада, но, увы, он не такой, любовь сделала его слабым и нерешительным.

Но что же делать? Сидеть и спокойно смотреть на все это?

А что произойдет, если тайна раскроется? Он потеряет ее. Барбара уйдет к этому Радлету, как устремляется к дому прирученный голубь. Ему невыносимо было даже думать об этом.

Все, что угодно, только не это. Дэн уронил на руки гудевшую от боли голову. А почему она не ушла? Держала ли ее привязанность к нему или к детям?

Но что бы там ни было, она не оказалась настолько бессердечной, чтобы все бросить и уйти.

Хотя, возможно, существовала и другая причина. Может быть, Майкл чувствовал себя обязанным остаться, возможно, совесть не позволяла ему оставить жену, которую покалечила Барбара, мать, что не чаяла в нем души, и ребенка. Дэн знал, что у Майкла росла дочь.

Мужчина с трудом поднялся и тяжело побрел к двери. На лестнице его встретила полутьма. Он бросил взгляд на дверь комнаты, находиться в которой было его законным правом. Волна ярости захлестнула его, подавив физическую и душевную боль. В нем заговорил буйный отцовский нрав, протестовавший против обмана. Сознание, что он – рогоносец, подогревало гнев.