Плен одиночества - Татьяна Минаева Страница 41

— Но видимо я была в самолете.

У Рины болезненно защемило сердце. Вот к этому она точно не готова — к слезам Николь. К слезам дочери она готова никогда не была, что уж тут.

— Пойду к ней, — неуверенно махнула Рината рукой в сторону коридора. Сделала было шаг, но вдруг остановилась и вновь посмотрела на Артёма.

- А Ник тоже всё знает, да?

Ответом ей послужил утвердительный кивок. Тяжко вздохнув, Рина всё же вышла в коридор. Приблизившись к спальне Николь, она осторожно приоткрыла дверь и заглянула внутрь. Дочка спала. Тася, сидящая рядом в кресле, повернулась на шорох и удивленно уставилась на Ринату. Приложив палец к губам, Рина взглядом показала ей, что она может идти, а сама заняла место в кресле.

Её девочка спала, обняв игрушку. Сердце неприятно заныло — этого мягкого бежевого медведя с шёлковым бантом на шее Николь подарил на прошлый день рождения Ник. И она никогда с ним не спала, хранила на полочке рядом с кукольным домом. А теперь так крепко прижимается к нему… Рина, подавив подступившее слёзы, поправила на плечах Ники одеяльце, провела ладошкой по нежной щечке. Она так скучала. Господи, как же она по ней соскучилась! В комнате пахло чем-то вкусным, ягодным. Взгляд её упал на лежащие на прикроватной тумбочке фантики. Барбариски. Выдвинула первый ящик и вздохнула — еще целая куча пустых конфетных обёрток. Покачав головой, Рината снова посмотрела на свою девочку. И как у неё еще пятна не выступили от такого количества сладкого?

— Мама, зачем ты приехала?

Вопрос вдруг открывшей глаза Николь застал Ринату врасплох. Нет, в данных обстоятельствах она не ждала от неё радостных объятий, но так… Посмотрела дочери в глаза — глаза обиженного ребенка. Её глазки были красноватыми и опухли. Плакала. Она плакала, и ей самой опять хочется плакать. Рината обняла Николь, уткнулась носом в её темные кудряшки. Почувствовала, как маленькие ручонки смыкаются на её шее в ответном объятии, и тут же прижала дочь еще крепче. Николь выползла из-под одеяла и приникла к Ринате. Такая тёплая, пахнущая сном и барбарисками.

— Я к тебе приехала, моя маленькая, — наконец выдавила Рина.

— Ты вышла замуж, — дрожащим голосом проговорила Николь. — За чужого дядю. У тебя будет новая дочка. Я думала, ты меня бросила. Я звонила тебе, а ты трубку не брала. Мама… — плечики Николь затряслись, она, продолжая прижиматься к Ринате, заплакала.

— Ну что ты такое говоришь! — Рината тоже не сдержала слёзы. Обещала Нике не плакать, ведь обещала… И снова плачет… — Ты у меня самая любимая, самая важная, самая-самая! И я люблю тебя настолько сильно, что словами не описать. — Она поцеловала Николь в макушку, затем чуть отстранила и коснулась её лба своим. — Я больше тебя никогда так надолго не оставлю.

— Обещаешь?

— Клянусь, — заглянула дочери в глаза, затем обхватила её личико ладошками, коснулась губами носика, обеих щечек. Девочка её. Её дитя. Дитя, ради счастья которого она сделает что угодно. Пойдёт на любую сделку. — Прости меня, солнышко.

— Ты плачешь… — Ладошки Ники, словно крылья маленьких птичек, коснулись её лица. — Не плачь. Мама, не плачь, — стёрла пальчиком самую крупную каплю, а потом и вовсе погладила ладонями по щекам.

Рината заплакала еще сильнее. Господи, ну какая же она никчемная! Она даже данное дочери обещание выполнить не может!..

США, Сан-Франциско, январь 2016 года

Рината тихонько села в постели, включила торшер и убедилась, что Николь крепко спит. Ей же, в отличие от дочери, сон, судя по всему, не грозил. Она проворочалась в кровати несколько часов, но уснуть так и не смогла. Просто лежала, прижимая к боку уютно сопящую рядом Николь. У Ники была своя кроватка, но по назначению она практически не использовалась, рядом с ней дочь как правило засыпала без особых проблем, тогда как в кроватке закатывала истерики и ни в какую не желала ложиться спать. Не помогали ни сказки, ни игрушки, только мама. Мама… Рината, тяжело вздохнув, убрала со лба Ники темную кудряшку и, повернувшись, спустила ноги на пол. Потянулась к костылям. На правую ногу наступать она не могла совсем. Врачи наложили лангет и строго настрого запретили подвергать ногу нагрузке. Любой надрыв связок — это более чем серьезно, а уж разрыв… Она всегда хотела исполнить четверной сальхов. Хотела быть на голову выше остальных, быть первой девушкой, выполнившей этот прыжок на соревнованиях. Летом Николас наконец разрешил ей приступить к его тренировкам, и сальхов даже начал у неё получаться. Рина хотела вставить его в программу уже в этом сезоне, но Ник постоянно твердил, что рано, что он нестабилен.



— Тройной аксель тоже был когда-то нестабилен! — однажды огрызнулась она на его очередное «рано». — Но только благодаря ему мы с Крыловым выиграли Олимпиаду! И я буду делать сальхов тогда, когда сама решу, а не когда ты мне позволишь!

Тогда они очень сильно поругались. Точнее, это она с Ником поругалась. Дело было в Милуоки, на Скейт Америка в ноябре. Тогда ей хотелось убиться об этот проклятый лед, спасали только мысли о дочери. Николь её вообще всегда спасала — от необдуманных поступков, от боли. Она пряталась в её объятиях, в её глазах, пушистых ресничках, локонах шёлковых волос. Она стала для неё тихой гаванью, где её не могли настигнуть ни шторм, ни ветер, ни разочарования, ни Крылов с его погаными интервью и трущейся возле Максаковой. В Милуоки она вставила четверной в программу. И это была не единственная её ошибка. Хотя… если считать секс с красивым мужчиной ошибкой, можно превратиться в монашку, не подпускающую мужиков на пушечный выстрел. Самойлов оказался в нужное время в нужном месте, что уж…

Рина с усилием встала и, медленно передвигаясь, отправилась на кухню с намерением выпить горячего чая с мятой.

В Милуоки она просто упала. Сильно, но дело кончилось простым ушибом. А вот на тренировке перед самым отъездом на чемпионат России ей уже так не повезло. Недокрут, падение и, как следствие, неутешительный диагноз — разрыв связок голеностопа. Сроки восстановления — неизвестны.

Рината вышла в коридор и хотела прикрыть дверь, но уронила костыль. Попыталась поднять, но не смогла. Наклонилась снова и уже практически дотянулась пальцами, но, не удержав равновесие, рухнула на пол.

Сроки восстановления — неизвестны. Возможно, она никогда уже не сможет вернуться в большой спорт. Не сможет выходить на лед при полных трибунах, не почувствует выплеска адреналина, того, что всегда чувствовала после прокатов. И не будет больше стартов, не будет волнительного ожидания оценок в «кике». Не будет ничего…

Подтянув здоровую ногу к груди, Рината уткнулась лбом в голую коленку. Из глаз потекли слезы. Она старалась быть сильной и не унывать. Ник говорил ей, что всё будет хорошо, и она кивала ему в ответ. Улыбалась и отвечала, что обязательно вернется на лед. А сама с тоской смотрела на каток и уже не верила. Потому что сроки восстановления — неизвестны, а её место быстро займет кто-то из более молодых. Та же Меркулова.

— Мама…