Пока не взошла луна - Надя Хашими Страница 40

– Да, мадар-джан, он был на улице со мной. Он не ранен.

– А его родители?

– Они тоже целы.

Когда Хакан и Синем вышли к завтраку, Салиму пришлось еще раз все рассказать. Начав гулять с Кемалем и другими мальчишками, он намного лучше заговорил по-турецки. Иногда ему приходилось делать паузы, подыскивая слова, но изложить события минувшей ночи удалось. Хозяева окаменели, и Синем инстинктивно накрыла руку Ферейбы своей.

Салиму уже начало казаться, что эти события – просто какая-то выдуманная история, а не то, что произошло на самом деле.

Мадар-джан вглядывалась в лица хозяев, пытаясь найти ответ. Как могло такое произойти в Менгене? Хакан поднялся и сказал, что зайдет к отцу Кемаля. Через несколько минут он оделся и вышел.

– Я опаздываю на работу. Мне уже нужно быть на ферме, мадар-джан, – сказал Салим, машинально взглянув на часы, – из меня душу вытрясут, ведь я и так сильно задержался.

– Салим, бачем, сегодня ты не пойдешь на ферму. После случившегося об этом и речи быть не может. Ты нужен мне здесь.

Салим посмотрел на свои руки и увидел, что они дрожат. Он был бледен как смерть. Внезапно ему захотелось вымыться, содрать воспоминания о минувшей ночи и ополоснуться теплой водой.

Синем приготовила ему чашку чая с медом и принесла тарелку хлеба и сыра. Салим ел молча. Самира держалась рядом, но по-прежнему не говорила. Она подогрела молоко для Азиза и пристроила его на коленях, чтобы накормить. Впервые за долгие месяцы младенец Хайдари с больным сердцем выглядел лучше, чем вся его семья.

Салим пошел в ванную, включил горячую воду и подставил под струю голову, лицо, плечи. Закрывая глаза, он видел лицо невесты с мазком крови на щеке, слышал стоны ее брата. Салим открыл глаза, пытаясь отвлечься, но эти образы словно въелись в сетчатку. Он тер тело до боли и красных пятен. В висках стучала кровь. Наконец Салим выключил воду. От прикосновения жесткого полотенца коже стало больно.

Мадар-джан сидела в спальне на краешке кровати. Выглядела она раздавленной.

– Мама, – робко позвал Салим.

– Я думала, здесь мы в безопасности, – прошептала она. – Я думала, здесь будет не так, как дома.

Салим сел рядом.

– Я привезла вас сюда, потому что думала, что здесь можно жить. Думала, так будет лучше. Что я натворила!

Отца рядом не было, и никто не мог разделить с ней ответственность за план, из-за которого они оказались в Менгене. Салим прижался лбом к ее плечу.

– Мадар-джан, мы не могли дальше жить в Кабуле. У нас ничего не осталось. Мы бы умерли там с голоду, а то и что-нибудь похуже случилось бы.

– Там с Азизом все было в порядке. Он не болел, пока мы не уехали.

У нее заблестели глаза при мысли о прекрасном прошлом, существовавшем лишь в ее воображении.

– Там Самира не мыла посуду чужим людям и не брала их грязную одежду для стирки. Ты не раздирал руки в кровь, работая от рассвета до заката. Мы нормально жили в Кабуле, а я привезла вас сюда.

Ферейба хотела, чтобы ее дети росли здоровыми и сытыми, чтобы им не угрожала опасность и чтобы они не работали, как крепостные. По всем статьям она проиграла.

– Мадар-джан, мы жили там плохо.

Салим опустился перед ней на полу. Ему стало не по себе от того, что мать говорит, словно не замечая его.

– Мама, разве ты не помнишь? Мы постоянно боялись. Мы сидели без денег и не могли выйти из дома. Дышать и то было тяжело.

– Я хотела, чтобы мои дети оставались детьми. Я хотела, чтобы они смеялись, играли… Учились. Я хотела, чтобы им удалось то, что не удалось в детстве мне. Как далеко нам нужно уехать? Куда еще бежать?

Салим не мог найти подходящих слов, а уж тем более сказать их так, чтобы ей стало хоть немного легче. У него разрывалось сердце, когда мать высказывала такие мысли, и он понимал, что она постоянно носила их в себе, только скрывала от детей. Неужели ее веселость и улыбчивость служили просто для того, чтобы успокоить их? Он не видел слез в ее глазах. Она говорила все это не под влиянием эмоций. Эти мысли поднялись из глубины ее души. Мадар-джан пришла к этому после долгих раздумий и внимательных наблюдений. Все это было настоящим.

– Мадар-джан, с нами все будет в порядке, вот увидишь. Больше ничего плохого не случится. Ты и оглянуться не успеешь, как мы доберемся до Англии, и все будет в порядке.

У Салима дрогнул голос. Как и Ферейбу, его терзали сомнения.

Выражение лица у мадар-джан изменилось, словно где-то включили свет. Она сжала губы, в глазах блеснула решимость. Выпрямив спину, она посмотрела в полные надежды глаза Салима.

– Да, сынок. Именно так. Мы едем в Англию.

Салим почувствовал облегчение, что она вышла наконец из оцепенения, и энергично закивал.

– Да, мадар-джан, остается только уладить несколько…

– Нет, мы уезжаем. Из Менгена. Из Турции.

– Из Турции? Но, мадар-джан, мы еще не…

– Бог посылает нам знак. Это очевидно. Настало время продолжать путь. Мы поблагодарим Хакана и Синем за гостеприимство, расплатимся со всеми долгами и начнем собирать вещи. Каждый проведенный здесь день засасывает нас все глубже. Если не уехать сейчас, мы останемся тут навсегда.

Мадар-джан считала, что нужно идти вперед. Она всегда в это верила.

Салим

25

Хакан и Синем чуть не плакали, когда семья Хайдари уезжала. Ферейба пыталась заплатить им за последний месяц, но Синем вежливо отказалась: ей перехватило горло, и она еле смогла вымолвить, что эти деньги лучше потратить на детей. Синем дала им сумку с едой, которой, если не очень баловать себя, могло хватить на несколько дней. Женщины крепко обнялись. За эти несколько месяцев они очень подружились. Глядя на Синем, Ферейба словно слышала какой-то голос, который нашептывал, что Бог посылает чудеса в самых разных обличьях. Правда, подавленная своими проблемами, Ферейба не всегда узнавала этот голос и принимала его за собственные мысли. Но Синем стала ей настоящей подругой. Она поддерживала Ферейбу, и не имело значения, признавали в этом чудо или нет и получала ли она благодарность.

Самира никак не могла оторваться от Синем. Она не хотела покидать свою учительницу и подругу, с которой чувствовала себя в безопасности.

Хакан, понуро опустив плечи, смотрел на сцену прощания. От Ферейбы и детей он держался на почтительном расстоянии. Любой мог обидеть этих сирот, а Хакан пытался не нарушать их границ – и так слишком многие вторгались в их маленький мир. Эта семья многое пережила, и еще многое ей предстояло, и тут он ничего не мог поделать. В его силах было лишь дать им передышку и кров. Так он и поступил, потому что считал, что это правильно.

Глядя на Салима, Хакан испытывал отцовскую гордость. Мальчик отличался упорством и сильной волей. Он балансировал между мальчишеством и взрослой жизнью. Это опасное время. Хакан видел, как Салим смотрит на мать, и читал в его глазах отказ верить в неизвестное. Он знал, что Ферейбе тяжело с ним придется, но паренек был слишком преданным, чтобы отбиться от семьи. Обняв Салима за плечи, Хакан произнес что-то ободряющее.