Сибирочка - Лидия Чарская Страница 40

— Рассказывай, рассказывай, папа! Я так люблю тебя слушать! — прыгая, кричала княжна Аля. — Как это интересно, должно быть! Ты говоришь, это быль? Значит, то, что ты собираешься рассказать, правда? — суетилась она, усаживая в кресло отца.

— Да, это случилось со мною, когда я был молод, — произнес князь и сел.

Княжна поместилась на скамеечке у его ног. Андрюша и Сибирочка присели несколько поодаль на стульях.

— Это было давно, девять лет тому назад, — начал князь, и голос его дрогнул при этом. — Однажды по большому сибирскому лесу ехали сани, запряженные парой лошадей. Была ночь и стужа, бушевала метель. Путников было трое в возке: отец, малютка дочь и ее кормилица-няня. Мать девочки умерла лишь два месяца тому назад, и ее овдовевший муж ехал со своей девятимесячной дочуркой в имение друга, находившееся в глуши Сибири, чтобы развеять хоть немного свою тоску после смерти любимой жены.

Вдруг нежданно-негаданно на путников напали волки. Спасенья не было, и молодой отец, боясь за участь своего дитяти, велел ямщику остановиться, вышел из саней, снял с себя шубу и, закутав в нее ребенка, привязал его к дереву ремнем, чтобы волки не могли добраться до малютки. Он едва успел сделать это, как звери бросились на несчастных путников и загрызли их почти всех насмерть. Только отец девочки спасся каким-то чудом. Охотники из ближайшего поселка услышали крики и стоны в лесу и поспешили на помощь как раз вовремя. Несчастный путник еще дышал. Они подобрали его и унесли к себе в поселок.

Ребенка же не нашли. Вскоре охотники дали знать другу путника о месте нахождения несчастного. Друг приехал и увез больного за границу. Здесь его болезнь приняла тяжелый оборот. Четыре года больной пробыл в чужой земле и только посылал оттуда письмо за письмом в русские газеты, в Россию. Это были публикации с просьбами вернуть ему пропавшего ребенка или сообщить что-либо об участи последнего. Но никто не мог сделать этого. Дитя не находилось… Девочка не пропала, однако. Как потом выяснилось, на другое утро после нападения волков ее нашел в сибирском лесу старый птицелов. Он взял малютку к себе и воспитал ее как умел. Этого птицелова люди звали дедушкой Михайлычем…

Тут дрожащий и без того голос князя задрожал сильнее и разом оборвался. Во все время своего рассказа он не сводил глаз с Сибирочки, следя за ней. Сначала девочка вспыхнула до корней своих белокурых волос, когда князь упомянул о привязанном в дремучей тайге на дереве ребенке. Потом прозрачная бледность покрыла все ее нежное, прекрасное личико. Синие глаза ее расширились и, горя ярко-ярко, впились теперь в лицо князя. Ее сердечко забилось так сильно, что она должна была прижать к нему руку, как бы сдерживая его удары…

Взор князя встретился с взором ребенка.

Точно молния сверкнула перед обоими в этот миг. Точно солнце засияло и озарило все то, что находилось до сих пор в тумане. Неописуемое волнение охватило обоих. Князь как будто преобразился. Грусть исчезла с его лица… Безумная отцовская любовь и бесконечная нежность изменили это преображенное, благородное, не по годам состарившееся лицо…

Едва владея собою, он привстал немного с кресла, трепещущий, взволнованный, бледный, и протянул вперед руки… Поднялась машинально со своего стула и Сибирочка. Она вся трепетала, вся дрожала от непонятного ей волнения. Князь шагнул к ней навстречу.

— Это дитя… это… ты… ты была… моя крошка… моя дочь… моя Сибирочка! — прошептал он чуть слышно, и слезы хлынули из его глаз.

— Папа! — прозвенел милый и нежный голосок, вырвавшись из самой глубины детского сердечка, и дрожащая Сибирочка упала на грудь отца.

Прошла минута… может быть, две… может быть, три минуты… может быть, целый час прошел. Но этот час показался одной минутой отцу, ласкавшему свою найденную любимую дочурку…

Тихое, чуть слышное всхлипывание послышалось подле счастливых отца и дочери. Вскоре оно усилилось и перешло в громкое рыдание. Это плакала мнимая княжна Аля горькими, неутешными слезами.

— О, Боже мой, Боже мой, — всхлипывая и задыхаясь в своем волнении, лепетала девочка, — теперь не я, а Сибирочка будет настоящей княжной, а меня отдадут на ее место в цирк или туда, откуда ее взяли. Я не хочу! Я не хочу этого… не хочу! Ах, я несчастная, несчастная!.. — И она еще горше залилась слезами.

Белокурая головка Сибирочки с трудом оторвалась при этих словах от родимой груди. Она соскользнула с коленей отца, быстро приблизилась к рыдающей девочке и обняла ее.

— Аля, милая, не плачь, — прошептала она, — ты останешься со мною у папы… Я попрошу его оставить тебя с нами… Ведь ты же не виновата ни в чем. Да-да, папа добрый и оставит тебя. Мы будем жить все вместе… ты, я и Андрюша. Ведь правда, папа? Правда?

— Правда, дитя мое, правда, милая моя крошка! — поспешил ответить князь. — Все будет по твоему желанию. Я исполню все, что ты хочешь. Ты столько горя перенесла, моя малютка, что будущая твоя жизнь должна быть полна радостей и света… Я был сегодня у госпожи Вихровой. Благодаря моим хлопотам ее освободили. Она покаялась во всем… Я обещал ей заботиться о ее дочери так же, как и о тебе, моя Сибирочка, так же, как и об Андрюше, которого воспитаю, не жалея ничего. Ты рада, не правда ли, моя крошка? — спросил князь, нежно целуя дочь.

Андрюша, весь сияющий и красный, жал его руку. Аля обнимала его. Сибирочка прильнула к его груди.

— А теперь ты расскажешь мне все, что пережила моя дочурка; я хочу знать все, — обратился к Андрюше князь, и мальчик поспешил исполнить его желание.

* * *

Глубоко взволнованный и потрясенный, выслушал отец полную печальных событий повесть о приключениях своей маленькой дочери. Его сердце то сжималось, то учащенно билось. Он не сдерживал слез, обильно струившихся по его лицу.

Когда мальчик рассказал о том, как черная Элла вырвала Сибирочку из рук Зуба (Андрюше уже успела его маленькая подруга сообщить об этом), неожиданно на пороге комнаты появился лакей и почтительно заявил о приходе новой посетительницы из цирка. И не успел князь спросить, что это за посетительница, как в дверь залы просунулась чернокожая сильная Элла с букетом дешевых весенних цветов в руках.

— Будь здоров! Будь здоров! — залепетала, сверкая глазами, белками и зубами, негритянка новую, выученную ею, очевидно недавно, фразу и, подойдя к Сибирочке, сунула ей в руки цветы.

— Вот, папа, моя вторая спасительница! — вскричала девочка, схватив за руку Эллу и подводя ее к отцу.

Тот ласковым взором окинул негритянку и крепко пожал ее черные, как сажа, пальцы.

— Объясни ей, Сибирочка, всю мою признательность, — произнес князь с волнением в голосе. — Скажи, что в благодарность за то, что она сделала для тебя, я дам ей все, что она захочет… Скажи ей, что ты теперь можешь подарить ей все-все, чего только ни пожелает она. Ведь ты теперь моя наследница, богатая княжна…

Едва успел закончить свою фразу князь, Сибирочка и Андрюша вдвоем стали объяснять жестами негритянке всю суть дела.