Блеск и коварство Медичи - Элизабет Лоупас Страница 40

— Но кого ты собираешься отравить, Франческо? Кого ты хочешь заманить в свой лабиринт?

— Дело совсем не в лабиринте. В таком лабиринте, как этот, невозможно заблудиться.

— Что ты имеешь в виду?

— В таких лабиринтах, как этот, есть только один путь, который и приводит в нужное место. Здесь нет тупиков и ложных ходов.

— Ясно, но все-таки ты не ответил, каков твой план.

— Дойдем до центра лабиринта, и я тебе все расскажу.

Наверное, во всей Флоренции не было места лучше для посвящения в сокровенные тайны, чем сердце отравленного лабиринта, который при этом еще запирается на ключ.

Они продолжали идти, и с каждым шагом она как будто уменьшалась в размерах. Ее богатые одежды все больше казались ей похожими на нелепый маскарадный костюм, неудобный и неестественный. Наконец они вышли на небольшую площадку в форме розетки. В центре площадки и, собственно, в геометрическом центре всего лабиринта находился продолговатый камень, наполовину скрытый в земле, две сажени в ширину и три в длину. На его поверхности виднелись круглые отверстия, как будто однажды этот камень нагрели до кипения и на его поверхность всплыли пузырьки.

— Это центр лабиринта, сердце всякого знания. Видишь этот камень, Биа?

— Да, Франко.

— Около тысячи лет назад он упал с неба и теперь принадлежит мне. Несмотря на то что он почти целиком состоит из железа, я вырезал на нем герб Медичи, флорентийскую лилию и мой личный алхимический знак.

Он гордился своим уникальным и ценным камнем и в особенности тем тайным смыслом, что в нем скрывался. И он видел, что Биа не разделяет его эмоций. Ей было скучно и холодно.

— Думаю, тебе стоит снять свою прекрасную мантию, — сказал он ей. — А еще опусти рукава и развяжи корсаж платья.

— Но сейчас так холодно, — ответила Биа своим звонким чистым голосом. — Я же совсем замерзну, Франко.

— Не беда. Ты уже достаточно времени провела в тепле и комфорте на приемах и банкетах по случаю карнавала. Носила чужую одежду и драгоценности и упивалась вниманием всех мужчин во Флоренции. Теперь ты почувствуешь, как холод проникает в твое прекрасное тело, и начнешь умолять меня вернуться в тепло.

Она медленно протянула руку и расстегнула золотые застежки, на которых держалась мантия. Мантия упала к ее ногам тяжелым ворохом из бархата и меха. Женщина содрогнулась от холода.

— Пожалуй, я помогу тебе со всем остальным.

Он вытащил из ножен свой кинжал и разрезал шнуровку на ее плечах. Затем она стянула с себя расшитые шелковые рукава и бросила сверху на мантию, оставшись в одной шелковой нижней рубашке. Несмотря на длинные рукава рубашка была тонкой, как дуновение ветерка. Но это не остановило герцога — он отрезал рукава рубашки, оставив ее руки полностью обнаженными. Ее гладкая розоватая кожа постепенно покрылась мурашками, радуя его взор.

— Мне х-холодно, — прошептала она.

Как будто не слыша ее слов, он зашел к ней за спину и разрезал шнуровку на корсаже. Жесткий корсет со вшитыми пластинами был настолько плотным из-за золотой вышивки и драгоценных камней, что сохранил свою форму, даже когда его сняли с тела, наподобие панциря какого-то фантастического насекомого. Великий герцог снова стал к ней лицом, разрезал шнуровку на ее рубашке и ослабил горловину. Одна из ее грудей оказалась обнаженной, с затвердевшим на холоде соском. Другая была еще наполовину прикрыта тончайшей белой тканью. Лучи заходящего солнца омыли ее тело розовато-золотым сиянием.

Он и пальцем ее не тронул. В этом просто не было необходимости. Она и так вся дрожала, и эта дрожь лишь отчасти была вызвана морозом. Здесь, в самом центре лабиринта, стояла женщина, которая полностью принадлежала ему, и все ее естество содрогалось от радостного возбуждения. Ей, и только ей одной, он может поведать свои тайны.

— Но даже имея самый совершенный яд, — невозмутимо продолжил он, будто она была тепло одета и не дрожала на холодном ветру, — некоторых особ довольно сложно отравить, не вызвав при этом скандала. Внезапная смерть всегда вызывает пересуды, чего не скажешь о медленном умерщвлении… Возьмем, например, супругу моего младшего брата, Леонору Альварес де Толедо, иначе именуемую как Дианора.

Она кивнула.

— Эта особа не пришла на мой прием. Я имею в виду, прием госпожи Бьянки. Она сказалась больной.

— Ей действительно было плохо.

— Но не настолько, чтобы умереть слишком быстро.

— Франко, неужели ты… Неужели великий герцог пытается ее отравить?

— А что если да?

Внезапно Биа разразилась громким смехом. Она обхватила себя руками, чтобы хоть немного согреться и задорно сказала:

— Так ей и надо. Всем известно, что она по уши завязана с заговором Орацио Пуччи и что у нее десятки любовников. И еще она так грубо обращается с госпожой Бьянкой! Думает, что это ниже ее достоинства — иметь дело с любовницей своего двоюродного брата.

Великий герцог кивнул.

— Было бы быстрее и проще, — сказал он, — если бы сейчас подвернулся повод уличить ее в супружеской неверности. Тогда у моего брата появилось бы законное основание умертвить ее, под предлогом сохранения собственной чести.

— Она танцует и перешептывается с полудюжиной мужчин, но я не знаю, есть ли у нее любовник в данный момент.

— Теперь, когда великий герцог объявил госпожу Бьянку первой дамой двора, у нее появилась прекрасная возможность все разведать. Она может сблизиться с госпожой Дианорой, а если этого будет недостаточно, можно прибегнуть к подкупу служанок.

Биа пристально посмотрела на него. От холода розоватая кожа на ее груди и щеках начала покрываться лиловыми пятнами. Интересно, как бы она выглядела, если бы он оставил ее полностью обнаженной на настоящем морозе, со снегом и льдом? Стало бы все ее тело такого же мертвеннолилового цвета? И что если бы он овладел ею в таком полу- замерзшем состоянии?

— И это причина, по которой госпожа Бьянка стала королевой карнавала в этом году?

Великий герцог с улыбкой кивнул в ответ.

— Да, это одна из причин. Она должна будет узнать подробности того, как именно госпожа Дианора бесчестит имя моего брата. А заодно разузнать секреты госпожи Изабеллы. Герцога Браччанского тоже заботит собственная репутация.

— Твоя родная сестра? — искренне удивилась Биа.

— Она все время вымогает у меня деньги, рассказывая всем, что отец намеревался оставить ей хорошее наследство. Но у нее нет ни одного письменного документа, и я уже устал от ее требований.

Солнце село за верхушки деревьев, которые образовывали стены лабиринта, и понемногу начала сгущаться тьма, а вместе с ней и промозглый сырой туман. Стуча зубами от холода, Биа хрипло спросила:

— А как же супруга великого герцога? Нет ли у него, случайно, причин убить ее или удалить со двора?