Причуды богов - Елена Арсеньева Страница 40

– Или песок – всюду песок, золотой, курящийсядымкою под белым выжженным небом… Или черные камни, покрывающие землю вневероятном изобилии, словно были извергнуты ею в минуты безумия или сброшены снебес щедрой на зло, всесильной рукою. Над ними дрожит, слоится зной, порождаянемыслимые, непредставимые, сказочные миражи, за красоту каждого из которыхможно и жизнь отдать. Да вот беда! Их не удержать, не уловить в сети взора: онитают в одно мгновение ока…

Ржевусский медленно улыбнулся, глядя на Юлию:

– Может быть, когда-нибудь я расскажу вам опустыне подробнее, может быть, и ваше сердце заноет от любви к ней!

Юлия вздрогнула, отгоняя опасные чары:

– Но вы все-таки уехали оттуда?

– Да, я ведь поляк, и когда друг написал мне отом, что здесь творится, я не мог не вернуться в Европу. В июле был в Париже [54], в ноябреприехал в Варшаву. И вот неведомые силы занесли меня в сей мрачный замок, гдепрекрасная дама избавила меня от притязаний дракона в женском обличье!

Юлия невольно усмехнулась, сколь одинаковоопределили они оба, не сговариваясь, натуру пани Жалекачской. И тут же испуг отсодеянного, от неминуемой расплаты навалился на нее всей тяжестью.

– Да, – с ужасом пролепетала Юлия, –она теперь меня просто прикончит. Или вернется сейчас – и утопит нас в этойванне.

– Да ну, вот еще! – расхохоталсяРжевусский. – Пани Жалекачская, как истая полька (а ведь польки и еврейкиочень властолюбивы), не перенесет урона своему самодержавному званию инемедленно восстановит свой престиж. Я знаю этот тип женщин! Можете несомневаться: высокородная пани Катажина распустила очкур [55] на первых же попавшихся мужских штанах исейчас вовсю канителит какого-нибудь панка, коему с перепою кажется, что всеэто – лишь только сон.

Юлия расхохоталась и не скоро смоглаугомониться. Разговор с этим странным и весьма приятным «арабом» приобрелнеобычайно завлекательный характер!

– А какой же это тип женщин? – спросилаона, с интересом обернувшись к Ржевусскому и устраиваясь поудобнее в начавшейостывать воде.

– Арабы и персы называют их хастани. Этоженщины скандального нрава, и от них неприятно пахнет. В них мужчина не находитнаслаждения, и сами они не получают удовольствия от соития. Они склонны к вину,а лица их не ведают стыда.

– Ох ты! – восхищенно воскликнулаЮлия. – Это ее, совершенно ее портрет! Ужасное создание, верно?

– Да уж чего хорошего! – согласилсяРжевусский. – Но знайте, существует еще более страшный образ женщины.Зовется она сангхани. Она скандального нрава, хитра и коварна, безжалостна имстительна. Она бездушна и безрассудна, нечистоплотна и грязна. Она не насыщаетсясовокуплением, склонна к дурному и извечно пребывает в дурных мыслях.

– Тоже одно лицо с пани Катажиной!

– На самом деле разница очевидна. Хитростихастани направлены лишь к ее удовольствиям. Коварство же сангхани призванокалечить судьбы других людей. Бойся сангхани, когда встретишь ее! Вот я виделсяс одной такой сангхани лишь вчера. И бесконечно счастлив, что встреча сия ужепозади, ибо всякая сангхани – ведьма.

Он ощутимо вздрогнул, но Юлии было не до егопереживаний: она умирала от любопытства.

– А я? Я – какова? – решилась-такиспросить она – и тут же пожалела о своей несдержанности: он сейчас ка-ак скажетчто-нибудь несусветное!

А Ржевусский и не взглянул на нее: сидел,уставясь поверх легких струек пара, словно видел что-то свое, никому более незримое, и ленивая улыбка блуждала на его устах, когда он медленно, протяжноговорил, словно напевал, волнующие слова, от которых сердце Юлии забилосьнеровно, тревожно:

– Многие женщины любят приятностисовокупления! Женщины из областей Гужарат, Рум, Хирос, Дабурки любят обниматьсяи целоваться, но не ценят покусывания губ и поцарапывания ногтями.

Женщины из областей Танисоб, Синд, Еда любят,чтобы мужчины как можно крепче сжимали им груди.

Женщины с берегов Суэца любят царапаться иобниматься.

Аравийские женщины весьма пристрастны к соитиюи не прочь полюбоваться оным на изображениях и рисунках.

Все они милы и прекрасны, однако средитурчанок, индианок, арабок, итальянок, евреек, француженок есть наилучшиеженщины – они зовутся чатрани. Такие женщины быстро сердятся, но быстроотходят, они могут быть печальны, но чаще смеются, кокетничают и танцуют. Ихречь приятна и нежна, они постоянно жаждут удовольствия и подчиняют себе мужчинсвоим сладострастием.

Ржевусский внезапно прервал свой монолог ирезко повернулся к Юлии, которая глядела на него как зачарованная.

Она испуганно моргнула и сделала попыткуотодвинуться подальше от него, как-то вдруг, внезапно осознав, что сидитсовершенно голая, бедро к бедру с таким же голым мужчиной! Не иначе, богпомутил ее разум, если допустил такое!

Но не тут-то было. Ей просто некуда оказалосьотодвигаться: Ржевусский накрепко прижимал ее к краю ванны.

– Тебе тесно? – спросил он. – Да,конечно, рядом сидеть не больно-то удобно!

И, схватив Юлию двумя руками, он приподнял еенад собой, медленно-медленно опуская на себя верхом, и придержал на весу, а онас ужасом, подобным восторгу, ощутила нечто твердое, неодолимо твердое,упершееся в преддверие ее женской сути. Она хотела отпрянуть – но он держал ееслишком крепко. Она хотела вскрикнуть протестующе – но с пересохших губ несорвалось ни звука. Она забила бедрами, но…

– Пришпорь же меня, всадница, – прошепталРжевусский хрипло, чуть касаясь ее губ своими губами. – Сожми колени, ну!

И одним движением он прижал ее к себе – такрезко, что Юлия испустила невольный стон, выгнулась дугой… но Ржевусскиймогучим рывком поднялся из ванны, отстранив распаленное, жаждущее наслажденияженское тело и впившись властным взором в испуганные глаза.

– Не здесь! – бросил Ржевусский и, перекинувЮлию через плечо, мокрую, сам мокрый, босой, нагой, ринулся из кухни покоридорам и лестницам замка, причем иногда хватал губами и зубами ягодицы Юлии,лежавшей у него на плече, а она с болезненным стоном впивалась ногтями в егоспину.