Младший сын мэра - Ольга Рузанова Страница 40

— Где здесь гардероб?

— Не знаю, я в машине одежду оставил, — пожимаю плечами и, пока она не сообразила, выдергиваю пуховик из ее рук, — я подержу.

Вижу, как Настя мгновенно ощетинивается, но потом, сдержанно выдохнув, кивает.

Колючкой совсем стала. Не могу об этом не думать, как не могу и не понимать, что виноват в этом только я. Теперь не знаю, с какой стороны к ней подступиться. Что сделать, что сказать, чтобы улыбнулась как раньше.

Открыв перед ней дверь, пропускаю вперед. Предлагаю стул, сам встаю за спиной.

Насте показывают, где поставить подписи. Она наши заполненные заявления в руки берет и начинает читать. Не доверяет. Думает, что я что?.. Отказ от родительских прав ей подсунул подписать?

— Насть, я присылал тебе их на почту вчера? — напоминаю негромко, — ты читала?

— Да.

Долистывает до конца и смотрит на регистраторшу.

— Где, говорите, подписать?

Та, взяв в руку ручку, тычет ею в бумагу.

— Здесь и… вот здесь.

Денежка нервничает. Хмурит брови и кусает нижнюю губу.

Нелегко ей эта уступка дается. Ох, не легко… После этих подписей ее сын из Денежко Романа Николаевича превратится в Греховцева Романа Кирилловича. И Насте это сильно не нравится.

Наконец, коротко вздохнув, она расписывается. А я резко расслабляюсь, только сейчас понимая, что был натянут, как струна.

— Это все?

— Да, — отвечают ей, — свидетельство о рождении сейчас вынесут. Поздравляем!

Бросив сухое «спасибо», Настя выходит из кабинета. И, наверняка, даже не видит, с каким жадным любопытством разглядывают ее сотрудники.

Бьюсь об заклад, появление у мэра еще одного внука — сегодня тема номер один во всех уголках этого замечательного учреждения.

Иду за ней и вижу, что, стоя у окна, она кому-то уже звонит. Встаю неподалеку и, пока не видит, ее разглядываю.

Сегодня на Насте узкие черные брючки и блузка. Черные волосы рассыпаны по плечам блестящим каскадом. Беременность и роды никак не отразились на ее фигуре. Талия такая же тонкая, как и раньше. Бедра и ягодицы — на вид такие же упругие.

Слегка качнувшись, Настя переносит вес тела на одну ногу, отчего одна булочка немного приподнимается. У меня в паху неожиданно дергается.

Пфф…

Отвернувшись, утыкаюсь глазами в стенд с какими-то статьями.

Только не это… пожалуйста. Не хочу снова искать в Карине то, чего там отродясь не было.

— Кирилл, слушай… — доносится до меня ее голос, и мне приходится повернуть к ней голову, — я тороплюсь. У меня там Лешка с Ромашом сидит, а ему в школу бежать надо.

— Хорошо…

— Заберешь свидетельство сам, да?..

— Эмм… — туплю, не могу мысли в слова обличить.

Забрав из моих рук куртку, начинает быстро одеваться.

— Насть, — выдаю, наконец, — я тебя подвезу.

— Я тороплюсь, Кир.

— Подожди…

К счастью, дверь кабинета открывается, и нам выносят новое свидетельство о рождении Ромки. Еще раз поздравляют и вручают пластиковую папку.

Настя, не глядя, забирает ее и быстро идет на выход. Я спешу за ней.

— Я довезу.

— Я на автобусе, Кирилл, — бросает через плечо.

— Ты же сама сказала, что торопишься, а на машине будет быстрее.

Остановившись в фойе, перед зеркалом надевает шапку и поправляет воротник пуховика. После чего молча выходит из здания. Я скачу за ней, как сайгак.

— Настя!

— До, свидания, Кирилл.

Да, бл*дь! Что за цирк!

Хватаю ее за локоть и дергаю на себя. Она резко оборачивается и, возмущенно воскликнув, обдает нас обоих паром изо рта.

На улице мороз сегодня, но ударивший в виски адреналин вперемешку со злостью почувствовать его не дают.

— Я! Довезу! — цежу сквозь зубы, — хватит вы*бываться, Настя!

Она вскидывает на меня взгляд, и тут я понимаю, что она держится из последних сил. Глаза блестят от слез, а подбородок мелко трясется.

— Ты чего? Что случилось?

— Ничего!

Продолжая удерживать ее локоть, тащу за собой к машине. Вяло сопротивляясь, Денежка все же послушно идет за мной. Открываю дверь и жду, когда она сядет на пассажирское. Затем забираю с заднего сидения свою куртку, надеваю и, ежась от холода, обхожу Ауди.

— Сейчас пару минут прогреется, и поедем, — говорю, включая под нами подогрев сидений.

Настя, зарывшись лицом в воротник, молчит. Пустым взглядом смотрит прямо перед собой.

— Что случилось? — спрашиваю осторожно, даже не надеясь на откровенность с ее стороны.

— Ничего не случилось, — проговаривает ровно.

— С Ромой все в порядке?

— Да. Он сегодня рано проснулся. Леша говорит, он уже спать хочет.

— Температура больше не поднималась?

— Нет. Все хорошо.

Все хорошо, тогда какого хрена у нее глаза на мокром месте?!

— У тебя ничего не болит?

Тихо хмыкнув, Настя поворачивает ко мне голову.

— Со мной все в порядке, Кирилл.

Я ловлю ее убитый взгляд, и меня вдруг осеняет.

— Ты из-за этого, что ли, расстроилась? — киваю на папку в ее руках, — что Ромка Греховцевым стал?

Она тоже смотрит на папку, в которой лежит новое свидетельство о рождении. Закусывает нижнюю губу и судорожно вздыхает.

Вашу ж мать, что ж так обидно-то?! Даже горло спазмом сводит.

— Настя…

— Я этого не хотела, Кир, — говорит она тихо, — это несправедливо.

— Знаешь, не самый худший вариант. Я не сноб, но с фамилией Греховцев жить ему будет проще.

— Мы бы и без твоей фамилии не пропали! — вздергивает острый подбородок.

— Не сомневаюсь, Настя.

Дергаю рычаг и с пробуксовкой выезжаю с парковки.

Отвернувшись к окну, она молчит. Я тоже, но в голове зудит мысль, от которой хочется убиться об стену.

— Это ничего не изменит, не считая того, что его не сможет усыновить никто другой.

— Ты о чем?

— Ты же не из-за этого расстроилась? Не из-за того, что хотела, чтобы он стал Рокотовым?