Обретенная любовь - Маргарет Уэй Страница 38

Джина наклонилась и взяла его за руку:

— Вы не так уж сильно ее испортили, сэр Джошуа. Кира очень хорошая женщина, и, я думаю, она будет отличной женой Бобу.

— Возможно, мне очень хочется так думать.

Кира подошла к ним и нежно положила руку на плечо отцу.

— О чем это вы здесь так долго болтаете?.. — она внезапно смолкла, в изумлении глядя перед собой.

К ним через изумрудно-зеленые газоны во весь опор мчался всадник.

Дэйв Уэллс, управляющий Баухинии, направлялся прямо к ним.

«Вестник несчастья!» — подумала Джина.

— Произошло несчастье — ужасное несчастье. Босс!

Больше Джина уже ничего не слышала. Ощущение страшной беды оглушило ее.

Дэйв Уэллс никак не мог перевести дыхание, Боб Годдард подскочил к нему:

— Что случилось?!

Старый сэр Джошуа поднялся на ноги, его руки с выступающими синими венами тряслись. Кира кричала через газон миссис Кэссиди, чтобы та забрала Бэкки в дом. Джину захлестнула волна, волна боли и горя. Так вот что суждено ей пережить! Сай! Это имя эхом отдавалось в голове.

— Сай! — она выкрикнула его имя, как будто ей нанесли смертельный удар.

Старый сэр Джошуа бросился к ней, она качнулась и упала в обморок.

Очнулась она на кровати в спальне Киры, Кира держала ее за запястье и произносила ее имя:

— Джина, Джина, дорогая!

Джина с трудом ощутила себя в этом бренном мире.

— Как ты напугала нас, бедная девочка! Успокойся! Сай в порядке, моя дорогая, у него лишь поверхностная рана. Если бы мы только прислушались к тому, что ты говорила о Чаде Даффи. Он поджидал Сая с винтовкой у перекрестка! Сай снизил скорость на повороте, и тот выстрелил. Но, слава Богу, с ним была Бодалла. Она увидела Чада и залаяла. Даффи побежал и, убегая, выстрелил еще раз. Пуля задела Саю плечо. Бодалла набросилась на Чада и сильно его искусала.

— А Даффи, где он сейчас? — спросила Джина, румянец понемногу проступал на ее щеках.

— Мик Райан арестовал его. Сай в порядке. Он потерял немного крови, и все. А вот ты нас всех перепугала. Я никогда не видела такого длительного и ужасного обморока.

Кира проследила за взглядом Джины. На пороге стояла Бэкки и смотрела своими огромными глазищами с длинными черными ресницами.

— Можно мне войти, мамочка? Я хочу увидеть Джину.

Мать кивнула.

— Тебе очень плохо, Джина? — спросила она.

Маленькое личико было озабочено.

— Не очень, моя дорогая. Я скоро буду в порядке.

— Хорошо, только поскорее. Дядя Сай собирается повесить мой портрет, и он сказал, что мы вряд ли сможем это сделать без Джины.

— Я начинаю думать, что мы вообще вряд ли обойдемся без Джины, дочка!

Кира наклонилась и поцеловала Джину в щеку.

— Отдохни еще немного. Бренди тебе поможет. Ну а теперь, Бэкки, мой ягненочек, иди сюда и поцелуй Джину. Ей станет лучше намного быстрее.

Бэкки чмокнула Джину в нос.

— Я люблю тебя, Джина. И мне очень нравится твой подарок, он всем нравится. Мне жаль, что ты заболела, но нужно встать, потому что дядя Сай собирается повесить мой портрет.

Джина улыбнулась этим мягким, но настойчивым ноткам в голосе.

— Ну хорошо, я обещаю!

Она опустилась пониже и зарылась лицом в мягкие подушки.

Как долго он простоял рядом, она не знала, но тело ее среагировало так же, как мозг. Джина бросилась к нему, не проронив ни слова, обвила вокруг него руки. Она услышала ритмичное биение его сердца. Или это было ее собственное? Или два сердца, бившиеся в унисон? Она спрятала голову у него на груди.

Сай погладил ее волосы и поднял голову.

— Ну? — Его взгляд требовал послушания и полной капитуляции.

Она покачала головой, даже в этот момент не будучи уверенной в нем.

— Если бы ты только объяснил мне, Сай! Назови мне хотя бы три причины!

Его красивые горящие глаза все еще сохраняли насмешливое выражение.

— Моя маленькая упрямая любовь, ты ведь просто так не можешь сдаться! Но если тебе действительно нужны причины, я их назову.

Он наклонился, крепко поцеловал ее:

— Во-первых, я люблю тебя. Во-вторых, я люблю тебя. — Он еще раз ее поцеловал, теперь уже не так быстро. — А в-третьих…

— …Я люблю тебя. — Она встала на цыпочки и поцеловала его в губы. — Что же мне делать с Мелалойкой? — спросила она, затаив дыхание.

Он поднял ее на руки и положил на гору шелковых подушек.

— Оставь ее для нашего сына!