На перепутье - Александра Йорк Страница 38

Димитриос услышал, как хлопнула крышка почтового ящика, отбросил ручку и торопливо направился к ящику. Тара уехала почти две недели назад. Сегодня обязательно должно быть письмо. Прекрасно! Вот оно.

Он пробежал первые две страницы: воссоединение с семьей, ее младший брат и впечатление от его работ, Нью-Йорк, как он прекрасен и оживлен, ресторан, в котором она побывала с Леоном, Блэр и Перри, его ужасно не хватало — как бы не так, подумал Димитриос, заметив, что в ресторан они ходили вчетвером. Наконец, на четвертой странице она коснулась своей работы.

Дела на выставке идут хорошо. Я прекрасно лажу с координатором выставки Пьером Агустом, и он, похоже, искренне восхищен теми находками, которые мы собираемся выставлять. Но есть и проблемы. Одна из них заключается в том, что здесь, в музее, все чересчур заорганизованно. Они выставляют экспонаты по типу — стекло рядом со стеклом, затем серебро, затем бронза, зачастую без всякой связи с датой и местом, где они найдены. Это не имеет значения для профанов в области истории, но удивит серьезного посетителя. Хотя музей и осознает важность наших находок, он рассматривает экспозицию скорее как развлечение, а не историческую иллюстрацию. Мне кажется, что экспонат прежде всего должен быть точным. Мне очень стыдно просить о помощи, тем более что я знаю, как ты мне доверяешь, но, если ты сможешь выкроить время, мне кажется, тебе все же стоит приехать и самому разобраться в ситуации. Ведь это очень важно, и меня просто убивает, что я не могу сделать все так, как нужно.

Димитриос дочитал письмо до конца. Улыбнулся. Она, похоже, снова просмотрела его статью. Что она скажет, когда прочтет его письмо о Крите?

Журнал я нашла у Леона Скиллмена. Я все еще не видела его скульптур, но мой брат о нем знает. Леон настаивает, чтобы я дождалась открытия нового крыла музея, тогда смогу их увидеть в подходящей обстановке. Мне, разумеется, до смерти хочется на них взглянуть, но придется сдержать нетерпение и подождать несколько недель. Здесь так увлекательно. Я совсем не вспоминаю то, что было, я открываю для себя новое.

Димитриос подошел к столу и задумчиво посмотрел на письмо, которое собирался послать Таре. «Какой же я болван, — подумал он. — Снова пытаюсь дотянуться до нее через нашу общую любовь к работе». Леон Скиллмен ведет себя с ней как мужчина. Он устраивает ей сюрпризы, накаляет обстановку. Он окружает ее романтикой. У него все снаружи, у меня же — внутри. Какая нелепая ситуация! Я снова и снова повторяю одну и ту же ошибку. Почему я не могу показать ей, что люблю ее, а не только ее отношение к работе? Почему я не даю ей возможность увидеть во мне мужчину, настоящего, живого, дышащего?

Димитриос пошел в спальню и открыл бархатную коробочку. В ней лежал его подарок, приготовленный Таре на именины. Он собирался отправить его вместе с письмом. Отправить почтой? Ты, наверное, сошел с ума, выругал он себя, чувствуя поднимающийся в нем гнев. Как можно быть таким дураком? Он посмотрел на золотой браслет. Он заказал его у старого мастера, который делал идеальные копии музейных экспонатов. Этот умелец даже использовал древние методы почти утерянной техники филиграни. Этот тройной золотой браслет оканчивался фигурой Посейдона, оседлавшего волну. Она будет носить его выше локтя, как носили такие браслеты женщины Древних Афин. Он прекрасно сочетался с серьгами и кольцом, которые он подарил ей раньше. Что же, безусловно, это были романтические подарки, думал он, пытаясь хоть немного себя утешить. Но как он их преподносил? Один раз во время шумной вечеринки, когда вокруг стояли коллеги, а в другой раз после рабочего дня в переполненном ресторане. И Тара сочла эти подарки приятным, но вполне естественным выражением их общей любви ко всему классическому. Скиллмен же водил ее на прогулки вдоль берега моря под луной. Тут уж мотивы не перепутаешь!

— Если потеряешь ее, вини самого себя, — пробормотал он. — Решил, что ты такой смелый, раз отправил ее в Америку. А теперь пытаешься бороться за нее по почте. Да, грекам следовало создать еще одного бога — бога дураков. И назвать его Димитриосом.

Он положил браслет в коробку, вернулся к своему столу и разорвал написанное письмо Таре.

Я, что, рассчитывал, что она со всем справится сама? На его территории? Умнее ничего не мог придумать! А он даже умудрился до сих пор не показать ей свое «искусство». Поверить невозможно! Я же рассчитывал на то, что она сразу увидит, насколько оно отвратительно! Теперь я должен сам отправиться туда и лично вручить ей подарок.

Но отправиться в Америку и встретиться с Тарой без защитной оболочки в виде работы — все равно что приблизиться к ней, сбросив с себя всю одежду. Впрочем, разве мне не этого хочется? Идиот! Неужели я думал, что если она разглядит Скиллмена, то ринется назад, ко мне, как к любовнику? И если я поеду сейчас ко дню ее именин, разве не решит она, что я всего лишь отозвался на ее призыв о помощи? Все свои проблемы я сам и создал.

Димитриос взглянул вниз на дельфинов, и они снова напомнили ему о Миносе. Существует легенда, что Минотавр, получеловек, полубык, жил в центре лабиринта царя Миноса, который правил минойской столицей за два века до Троянской войны. Каждые семь лет Минотавр требовал, чтобы ему приводили семь афинских юношей и семь девственниц в качестве жертв. Тесей, герой Афин королевской крови, сумел убить чудовище и с помощью царской дочери выбрался из лабиринта, спася таким образом не только свою жизнь, но и тех юношей, которых бы в будущем съел Минотавр. Он также завоевал руку царской дочери и женился на ней.

«Я сам это чудовище, — подумал Димитриос. — Я построил свой собственный лабиринт и пассивно жду, когда она найдет меня. Я пожертвовал днями и годами, я пожертвовал своей любовью, потому что ждал ее, а не боролся за нее. Теперь я должен найти выход из своего лабиринта и раскрыть свою душу женщине, которую люблю. Это мой последний шанс».

Димитриос решительно поднял лицо навстречу резкому ветру. Храм Посейдона сверкал на солнце; яркое небо было четко разделено белыми мраморными колоннами храма на узкие синие полосы. «Совсем необязательно быть героем, — с внезапной уверенностью подумал он. — Достаточно быть просто мужчиной».

Значит, решено. Он летит в Нью-Йорк.