Родной. Чужой. Любимый - Лили Орландо Страница 38

– Извращенцы! Вон из моего дома! Прочь!

Артём подошёл совсем близко, и Степанида сделала шаг назад. Потом ещё один. И вдруг замолчала, увидев закипавший в его взгляде гнев.

– Алина, идём отсюда, – скомандовал Тёма и протянул назад руку. Сердце сделало несколько ударов, прежде чем он почувствовал ответное пожатие. Потянул её за собой.

Они прошли мимо застывшей безмолвным обвинением женщины к выходу.

– Чтобы ноги твоей здесь больше не было, – вдруг снова подала голос Степанида Васильевна, произнеся это негромко, но отчётливо, – шалава, с собственным братом спуталась. Тьфу…

Она гадливо сплюнула на пол.

Тёма ощутил, как Алина сжалась и втянула голову в плечи.

* * *

Всё было как во сне. В ушах звучали визгливые крики Серафимы Анатольевны, её обвинения, а главное – слова… Эти слова прожигали мою кожу, ткани, рёбра, достигая самого сердца.

Извращенцы…

Ведь это действительно извращение – влюбиться в собственного брата. И пусть он тысячу раз будет сводным, вообще нисколько не родным, пусть у нас с ним нет ничего общего, кроме фамилии, для всех и всегда мы будем извращенцами.

Я чувствовала, что Тёма куда-то меня ведёт, говорит что-то успокаивающее. Но для меня всё сливалось в фоновый шум. Собственные мысли были гораздо громче, заглушая его наверняка очень разумные и логичные объяснения.

Очнулась я только тогда, когда увидела испуганное лицо ба.

– Что с вами случилось? – она всплеснула руками, а мне снова включили звук, позволяя разобрать слова.

Я оглядела нас с Тёмой и усмехнулась. Тут было чего испугаться. У меня на платье криво застёгнутые через одну пуговицы, а Тёма и вовсе без футболки. Это же я стянула…

От воспоминания бросило в жар, но потом снова пришли слова. Мы извращенцы. Это всё неправильно, невозможно, недопустимо.

Нас не может быть.

– Ба, мы попали в… небольшую передрягу, – голос у Тёмки был легкомысленным. – Приютишь Алинку на несколько дней, так, чтобы родители не узнали подробностей?

Бабушка Маша обвела нас по очереди подозрительным взглядом, но тут же кивнула. Она всегда прикрывала Тёмку в его проделках. Ему вообще было сложно отказать. Мой сводный брат умел быть убедительным.

Теперь мне придётся убедить его.

И себя тоже.

Возможно, я ещё не готова была признаться даже самой себе, но решение уже созрело внутри меня. Я знала, как нужно поступить. Как будет правильно.

И понимала, что Тёма вряд ли со мной согласится. По крайней мере, не сразу. Но со временем он поймёт, что я была права.

Мы не можем быть вместе.

Нас не должно быть.

Но это всё будет завтра. Сегодня у меня совсем нет сил.

– Бабуль… – позвала я.

И она словно прочитала мои мысли:

– Иди в свою комнату, приляг.

Тепло от этих слов проникло сквозь ледяную корку, сковавшую сердце. Ба, которая тоже не была мне родной, оставила комнату, которую я занимала в детстве. Помню, как, впервые появившись в этом доме, волновалась, а потом спросила, согласятся ли они быть и моими бабушкой и дедушкой. Всё же Татьяна Викторовна своим игнором попортила мне немало крови…

– Алин, подожди, – Тёма оказался рядом и взял меня за руку.

– Не надо, – попросила, не глядя ему в глаза. Осторожно освободила руку. Чем меньше мы станем касаться друг друга, тем проще нам будет разорвать эту невозможную связь.

Да, я всё уже решила, но подумаю об этом завтра. Кажется, так рассуждала героиня какой-то книги. И сейчас я была с ней абсолютно солидарна.

Не знаю, что подумал Тёма. Я старалась не встречаться с ним глазами. Слишком больно было. И от произошедшего полчаса назад. И от принятого мною решения.

Тёма должен остаться моим братом. И только.

Так будет лучше…

* * *

– Ох, боюсь я, мам… Тёмка вернулся сам не свой. Поссорился с Яром…

– Ты думаешь, они…?

– Не знаю, мам…

Я проснулась от тихих голосов и некоторое время лежала с закрытыми глазами. Знаю, что подслушивать нехорошо, но сейчас речь шла обо мне и Тёме. А значит, мне нужно знать, что происходит.

Но они замолчали. Наверное, услышали, как изменилось моё дыхание.

Я открыла глаза и приподнялась.

– Доброе утро, – Саша сидела рядом со мной на постели. Она улыбалась мне и смотрела мягко, с теплом и нежностью.

Я не выдержала, рванулась к ней, прижалась к груди, вдыхая такой знакомый, по-настоящему родной запах. Слёзы стекали по щекам. И не было никакой возможности их сдерживать. Поэтому я хлюпала носом в Сашину сиреневую блузку, на которой оставались тёмные следы от моих слёз.

Саша всегда мало значения придавала вещам, говорила, что дети для неё важнее.

Вот и сейчас не оттолкнула меня. Напротив, обняла, прижала крепче, касаясь губами моих волос. От неё шло тепло. Материнское. Родное. Ласковое.

И я заплакала ещё горше.

– Прости меня, – вырвалось между всхлипами, когда я наконец смогла говорить.

– Ну что ты, девочка моя, всё хорошо, – Саша гладила меня по волосам, как маленькую.

Когда я более-менее успокоилась, она спросила:

– Расскажешь, что произошло?

Я кивнула и рассказала. Всё, что произошло за эти две недели. Мне жизненно необходимо было выговориться, а Саша, как никто иной, умела слушать. Стало легче. А принятое вчера решение выглядело ещё более логичным.

– Мы не можем быть вместе… – подвела я итог, снова хлюпнув носом.

Саша задумалась. На её лбу залегла длинная глубокая морщина. В уголках глаз стала чётче видна мелкая паутинка. Да и вся она резко осунулась.

– Ты права, здесь о вас вряд ли забудут, даже если мы в газете напишем, что ты не дочь Яра, – наконец моя мачеха заговорила, а мне стало ещё больнее, почему-то подсознательно я надеялась, что Саша будет на нашей стороне. – Но… – она продолжила, подтверждая догадки моей интуиции, – если вы уедете, я не вижу никаких причин, почему вам нельзя быть вместе. Вы не родственники. Папа исправит документы. Откажется от отцовства. Вы сможете пожениться…

Чем дальше она говорила, тем меньше мне нравились её слова.

– То есть мне придётся выбирать между Тёмой и папой?

– Милая, это всего лишь бумаги, Ярослав всегда будет твоим папой. И неважно, что написано в документах. Но вам с Тёмой нужно официальное подтверждение, что вы не кровные родственники…

– Не нужно, – перебила я её, чувствуя, как в глазах опять встают слёзы. – Я уже всё решила. Я знаю, как будет правильно.