Чужая дочь - Елена Арсеньева Страница 37

Трухманов обернулся с таким довольным выражением лица, что Говоров сразу понял: он уверен, что вернулась та женщина, как ее, Зоенька.

Однако пьяная радость мигом слиняла с лица при виде пистолета в руке Говорова.

– Ты один? – спросил Михаил Иванович.

– Да…

Михаил Иванович оглядел комнату:

– Включай патефон.

– За-а-ачем? – проблеял Трухманов.

– Танцевать будем, – мрачно сообщил Говоров.

Полищук, который мрачно курил под окном, услышал развеселый мотивчик, донесшийся из форточки, и тяжело вздохнул. Он еще надеялся, что Говоров передумает…

Раздался выстрел. Полищук кинулся в дом.

Трухманов лежал навзничь, на груди расплывалось красное пятно.

Полищук проверил пульс.

– Нечего щупать, готов, – спокойно сказал Говоров. – Теперь можешь меня арестовать.

– Если всех убивать, кто доносы пишет, – подошел к нему Полищук, – пуль не хватит. – Огляделся: – Ты к чему-нибудь здесь прикасался?

– Нет.

– Оружие сдай! – скомандовал Полищук. – Или в меня тоже выстрелишь?

– Зачем? – пожал плечами Говоров, кладя пистолет на стол. – Это предатель, гнида, а ты делаешь свою работу… понимаю! А то, что там служишь, не мне судить.

Он вышел.

Полищук достал из кармана платок, бросил на пистолет Говорова и только потом взял его со стола.

Положил в карман и с облегчением вывалился из комнаты, где было душно от запахов еды, спиртного, дыма, но где над всем этим властвовал запах пороха и крови.

Морозный воздух улицы показался особенно чистым и свежим.

– Сдается мне, – услышал он голос Говорова, стоявшего в тени, – что ты и есть тот самый хороший чекист-эмгэбист, о котором Шульгин говорил.

– Шульгин вообще любит чушь молоть, – зло бросил Полищук.

– Полегче! – резко обернулся Говоров. – О мертвых плохо не говорят.

– Почему о мертвых? – удивился Полищук.

– Передачу носили – не взяли, – рявкнул Говоров.

«Вот почему он сорвался!» – понял Полищук и спокойно объяснил:

– Не взяли – потому что друг твой в лазарете. Очень плох. Но жив. Пока жив.

Говоров молчал, тяжело переводя дыхание. Наконец проронил:

– Жив, значит…

Оглянулся, задумчиво посмотрел на освещенные окна Трухманова:

– А, все равно! Я не жалею, что прикончил эту сволочь!

Насмешливо взглянул на Полищука:

– Ну, давай! Куда теперь поведешь, гражданин начальник?

– Прямо! – кивком указал Полищук. – Пока к машине.

Там, за углом, виднелись очертания черной «Победы», но это не была «Победа» Говорова.

Да, победа нынче была не его, это точно!

Там стоит машина Полищука. Значит, он соврал, что живет поблизости.

Конечно, соврал! А как же может быть иначе?

Следил. Выслеживал. Ну и выследил.

Кто его знает, этого эмгэбэшника… может, он давно задумал убрать Трухманова, вот и сдал его Говорову, зная, что тот не сможет удержаться, чтобы не отомстить за друга.

Нет, Говорова не мучила совесть… но убийство есть убийство. Трухманов получил по заслугам, но убийство есть убийство. Он убивал на войне, но… убийство безоружного человека – это убийство безоружного человека. Пусть и сволочи…

Полищук его арестует, ну так скорей бы!

– Я тебе задал вопрос! – рявкнул он.

– А я тебе ответил, – пожал плечами Полищук и пошел вперед, к машине.

Они сразу выехали к объездной дороге, ведущей из города. Сначала Говоров удивился, почему майор везет его не в тюрьму или комитет, а явно направляется к Дому с лилиями, потом смекнул. Полищук решил дать ему возможность собраться. Взять вещи. Проститься с домашними, хотя дома у Говорова никого… Он пока не разрешал своим возвращаться – и правильно сделал!

Вон, все окна темны, живым не пахнет. Только в столовой маячит слабый огонечек. Забыл настенный светильник погасить, наверное, когда уходил.

Может быть, Полищук захочет самолично провести в доме обыск. А возможно, вызовет себе тех же помощников, которые перевернули вверх дном кабинет Шульгина. И они точно так же будут перебирать книги Говорова, ловко пролистывать их и швырять на пол. Может быть, они даже радио включат, и в приемнике снова зазвучит «Вальс цветов»…

– Ну что, чемодан я уже давно собрал, – спокойно сообщил Говоров. – Белье, провизия…

– Предусмотрительно, – одобрил Полищук. – Иди. Я подожду.

Говоров вышел из машины и замер, услышав вслед ехидное:

– И не додумайся сбежать!

Говоров даже рассмеялся. Эх, майор…

В эту минуту открылась дверь, и на крыльце показалась Тася. Да так и замерла, стиснув у горла платок и уставившись на черную машину у калитки.

Это еще что такое?..

Говоров не верил глазам. Она здесь откуда?!

Ну, Таська!

Обернулся:

– У меня есть время попрощаться?

Полищук вышел из машины, пригляделся к женской фигуре, застывшей на крыльце. Оперся о крыло:

– До шести утра.

– Угу, – буркнул Говоров и пошел в дом.

У калитки обернулся и погрозил пальцем:

– Что б ты ни говорил, а ты и есть тот самый… «хороший чекист»!

– Все мы хорошие, – угрюмо ответил Полищук. – До поры до времени!

Говоров закрыл за собой калитку, а майор снова сел в машину.

Черная «Победа» стояла у Дома с лилиями, как бессонный сторожевой пес…

Тася тряслась в холодном коридорчике. Говоров чуть ли не за шкирку втолкнул ее в столовую:

– Ты почему еще здесь? Ты почему вернулась?

– Т-теб-бя жд-ду, – простучали ее зубы.

– Меня ждешь?! – Он в ярости сорвал шляпу, швырнул на вешалку, промахнулся, конечно, и еще больше рассвирепел: – Я же сказал! Я приказал!

У него в горле пересохло от злости на это непослушное, своевольное бабье. Приказал же сидеть в окопе – нет, полезла на передовую!

– Я приказал, чтобы духу вашего не было в этом доме! – шарахнул он кулаком по стене.

– Лиля с Варварой в деревне, не волнуйся, – не попадая зуб на зуб, ответила Тася.

– Но ты-то почему здесь, Тася?! Ты что, не понимаешь, что здесь опасно?!

Только сейчас Говоров заметил, что она плачет. Эх, все лицо залито слезами…

– Ты меня ругай, не ругай… Ну кто я тебе? Я прислуга, меня не тронут… Ну не могла я уехать!