Танцующая на лепестках лотоса - Джон Шорс Страница 37

Вибол не встречался ни с кем взглядом, но при этом подмечал все. Особенно его заинтересовала большая группа чамов, которые лежали в тени. Некоторых из них рвало, другим помогали есть и пить. Вибол подумал, что в лагере, наверное, началась эпидемия. Он заметил, что четверо воинов, которые вели его, обошли лежавших стороной, старясь держаться как можно дальше от них и ругаясь себе под нос.

На пути их валялся выброшенный обрубок бамбука, и Вибол, умышленно споткнувшись о него, упал на колени и локти. Один из сопровождающих ударил его ногой по ребрам, и он со стоном взмолился о милосердии. Он протянул руку, ища, обо что можно было бы опереться, но его дернули вперед, и петля у него на шее стянулась.

Хотя страх так и не оставил его, Вибол был уверен, что его план сработает. Он много лет наблюдал за своим братом и понял, что Прак способен позаботиться о себе. Вибол теперь знал, как он, плохо видящий, относится к миру. Вибол подражал движениям Прака, преувеличивая их, когда считал это уместным. Сопровождавшие его чамы, похоже, больше не находили в нем ничего подозрительного и попросту тащили его вперед.

Его привели к строению из бамбука, настолько большому, что в нем мог бы жить слон. На полу сидели семь командиров и ели рис и рыбу. В углу стоял еще один чам. Он был высоким, худым, с надменным лицом и внимательно разглядывал Вибола, а тот избегал смотреть ему в глаза и только бормотал что-то несвязное, пока стражник не дернул за веревку, накинутую ему на шею. Один из командиров поставил чашу с рисом, нахмурился и что-то сердито крикнул стражникам, которые тут же оттащили Вибола назад. Один из них начал развязывать его. Вибол испытал невероятное облегчение. Он едва сдерживал улыбку; ему уже не терпелось рассказать своим родителям, как легко ему удалось одурачить врага.

Высокий чам тем временем вышел из строения. На шее у него висел тигриный коготь, в руках были лук и стрелы. Прежде чем Вибол сообразил, что происходит, чам натянул лук, одним быстрым движением поднял его и, прицелившись Виболу в живот, спустил тетиву. Стрела пролетела вплотную к его бедру, заставив его вздрогнуть. Чам улыбнулся и опустил оружие.

— Ты лжешь, — сказал он по-кхмерски.

Дыхание у Вибола перехватило. Он сделал вид, что не понимает чама, но тот, подойдя к нему, резко поднял лук и, ударив им пленника снизу по подбородку, рассек кожу, и Вибол вскрикнул. Он схватился руками за свой кровоточащий подбородок и, спотыкаясь, стал пятиться. Чам снова взмахнул луком. На этот раз он попал Виболу в ухо, и тот упал на колени.

Высокий мужчина сказал что-то стражникам на родном языке, и те поволокли Вибола к озеру, где привязали к низкорослому дереву. Теперь Вибол плакал. Он по-прежнему делал вид, что он слепой, хотя худой человек лишь улыбался этой его выходке.

— Назови мне свое имя, мальчик, — сказал чам. — Представься или умрешь.

— Я…

В правой руке чама, словно по волшебству, возник кинжал, и в тот же миг он полоснул им по щеке Вибола. Порез был неглубоким, но болезненным. Вибол поднял руки к лицу и взмолился о пощаде.

— Я повторяю еще раз, кхмер: назови свое имя.

— Вибол.

— А меня зовут По Рейм.

— Пожалуйста, я…

— Скажи мне, щенок, зачем ты пришел сюда? Да говори правду, иначе я выколю твои глаза, и тебе больше не придется притворяться.

— Я только хотел… взглянуть на ваш лагерь.

По Рейм поднес к его лицу кинжал так, что его острие теперь находилось на расстоянии ширины пальца от правого глаза Вибола.

— Зачем?

— Потому что кто-то… из ваших… убил мою подругу, — ответил Вибол; кровь из ран на щеке и подбородке капала на его вздымающуюся от волнения грудь. — Я хотел отомстить.

— Ты пришел шпионить за нами, не так ли?

— Я…

— Кто еще пришел с тобой?

— Больше никого нет.

— Это Джаявар послал тебя?

— Принц Джаявар? Так он же мертв!

Острие кинжала разрезало кожу под бровью Вибола.

— Он жив, мой мальчик. Говори, что ты знаешь о нем!

Вибол застонал: лицо его горело от порезов.

— Говори!

— Про принца? Он живет в золотой башне. Он прогуливается с богами и…

По Рейм выпрямился.

— Прогуливается с богами, говоришь? — презрительно переспросил он. — Да ты просто смердящий глупец! Если он может прогуливаться с богами, зачем ему тогда скрываться в джунглях?

— Пожалуйста…

— Ты понапрасну тратишь мое время, деревенщина, и поэтому узнаешь, что такое слепота. Я мог бы выколоть тебе глаза, но это было бы грубо и… слишком просто. Нет, у меня есть идея получше.

— Пожалуйста, прошу вас! Я никому не расскажу о том, где вы находитесь. Клянусь!

— О том, где мы находимся, ты будешь орать на весь свет, щенок. И будешь орать уже сегодня вечером.

— Что?

Кинжал незаметно скрылся в складках набедренной повязки По Рейма.

— Отвезите его на лодке подальше от берега, — сказал он стражникам на своем родном языке. — Привяжите его к столбу так, чтобы голова оставалась над водой. Он развлечет вас, когда солнце зайдет и его обнаружат крокодилы.

Чамы расхохотались и подняли Вибола на ноги.

— Ты не увидишь, как они придут, мой мальчик, — сказал По Рейм уже по-кхмерски. — Ты будешь слеп. Но они придут обязательно. И ты уже больше никогда не увидишь света. Ты слышишь меня, вонючий крестьянский выродок?

Стражники потащили Вибола за собой, и он вскрикнул. Он пытался сопротивляться, но его избили, а затем швырнули в лодку.

Когда они оставили его привязанным к столбу так, что его кровоточащий подбородок едва касался поверхности воды, он заплакал; ему ужасно хотелось снова оказаться в объятиях своей мамы, как много лет тому назад. Он звал ее скулящим голосом и со страхом вглядывался в мутную воду, слишком хорошо зная, что скрывается в ней и какая судьба его ожидает.

* * *

Большой невзрачный дом был удачно расположен возле прохода в стене, окружавшей Ангкор. Он находился как раз посередине между королевским дворцом и рвом, так что отсюда было близко до места купания, а Индраварману не приходилось долго ждать, если ему требовалась какая-то из его любимых наложниц. Асал точно не знал, почему Воисанну переселили сюда, но подозревал, что здесь жили наложницы и других высокопоставленных чамов. Индраварман любил быть в курсе того, где находятся его военачальники, а размещение всех их женщин в одном месте было всего лишь еще одним способом отслеживать, чем они занимаются.

Под лестницей, ведущей в дом, стояли чамские стражники. Асал окликнул их, ответил на их быстрые поклоны и спросил, где Воисанна. Один из стражников позвал ее по-кхмерски, затем снова занял свое место у входа. Хотя Асалу не терпелось побыстрее сообщить Воисанне о своем открытии, он заставлял себя сдерживаться. Осмотревшись, он увидел, что под домом, стоявшем на сваях, работают четыре рабыни. Две из них занимались окраской куска шелка в синий цвет, а две другие осторожно разламывали соты, собирая драгоценный мед в серебряную чашу. Запах у краски был неприятным, и Асал пожалел рабынь, подумав, что и его участь могла быть такой же. Какое положение он бы ни занимал, у него самого никогда не будет рабов — в отличие от практически всех, в чьих руках была власть. Многие поколения кхмеров использовали труд чамских рабов, а чамы — труд рабов-кхмеров. Победителю доставалось все, а рабы были частью военной добычи.