Ты - моя тайна - Кэтрин Стоун Страница 37

— Я ведь тебе говорил, почему они туда попадают. У них нет выбора.

— Ни один человек в здравом уме не смирится с таким выбором, не захочет убивать себе подобных.

Кэрри принимала это как нечто само собой разумеющееся. Эта концепция была очень распространена и живуча в студенческих кампусах семидесятых годов: убийство противоречит законам природы. Если некий индивид намерен вас убить, следует поговорить с ним по-человечески, по-братски — и он поймет. Если грабитель приставил пистолет к вашему виску и потребует кошелек или жизнь, эта концепция с полной уверенностью в успехе рекомендовала предложить грабителю половину ваших денег, чтобы потом расстаться с ним друзьями.

Кэрри от души была готова подписаться под этой теорией, поскольку она совпадала с ее собственным представлением о доброте как основе жизни.

— Ты просто ничего не понимаешь, — неохотно произнес Джейк.

Ему так не хотелось разрушать мир добрых фантазий Кэрри. Он неизбежно рухнет сам, когда Кэрри повзрослеет и волей-неволей познакомится с обратной стороной жизни.

— А ты понимаешь?

— Да.

— Почему? — не отступала Кэрри, которая никогда еще так не разговаривала с Джейком, она вообще стеснялась с ним разговаривать.

— Я там был, — помолчав, неохотно ответил Джейк.

— Где?

В голосе Кэрри прозвучала тревога: неужели сейчас она узнает то, чего не хотела бы знать?

— Во Вьетнаме.

— Ты там не был! — Кэрри не могла поверить услышанному. — А, понимаю, ты там был до войны.

— Я был на войне. Участвовал в ней.

— Как специалист? — быстро предположила она.

— Как солдат.

Сердце у Джейка заколотилось. Теперь это стало неизбежным. Неизбежно разрушительным для них обоих. Он поклялся никому ничего не рассказывать. Джейк почти убедил себя в том, что то была часть не его, а чьей-то жизни. Чепуха, это часть именно его и только его жизни, теперь и навсегда. Ни забыть о ней, ни исключить ее из прошлого ему не удастся — слишком сумеречную тень она отбрасывает на его настоящее.

— Но ты не воевал! — Кэрри почти умоляла. — Ты никогда никого не убивал!

Джейк молчал. Ему нечего было сказать.

Кэрри задрожала, потом ее вдруг передернуло, и она вскрикнула:

— Я тебе не верю! Это неправда. Только не ты!

Она тряхнула головой и вдруг зашаталась. Джейк поспешил ее обнять обеими руками. Подвел к своей кровати, усадил и сам сел рядом с ней и снова обнял, сначала очень легко и даже неуверенно, а потом, когда она прижала мокрое от слез лицо к его груди, смелее и крепче.

Он нежно гладил ее по голове своей сильной, твердой ладонью, а Кэрри тем временем обуревали мучительные сомнения и беспорядочные мысли. Это руки убийцы, думала она. Сколько мужчин он убил? Сколько женщин? Детей? Убивали ли эти руки, что так ласково ее гладят? Она чувствовала, как он целует ее волосы, крепко прижимаясь к ним мягкими губами, и бормочет: «Кэролайн, дорогая, не плачь. Мне очень жаль. Пожалуйста, не плачь».

Нежность его прикосновений, неожиданная мягкость губ, еле слышный шепот спутали все мысли Кэрри и возбудили в ней еще неизведанное страстное желание. Слабое подобие этого чувства она испытала во время первой встречи с Джейком, но сейчас происходило нечто совсем иное. Она хотела, чтобы он к ней прикасался, целовал ее, обнимал. Она повернулась лицом к Джейку и в его глазах прочла те же чувства.

Их губы встретились, и Кэрри обволокло тепло его тела. Джейк притянул ее к себе. Она вспомнила позже — смутно, однако уверенно, — что у него было что-то не в порядке с ногой. Когда она прижалась к его теплому, живому телу, какая-то его часть казалась холодной, безжизненной. Тогда она почти не обратила на это внимания, но потом, вспоминая, недоуменно испытывала смутную тревогу.

Они пролежали одетые на кровати Джейка несколько часов. Целовались, обнимались, но и только — как бы по молчаливому уговору. Стоило Джейку чуть-чуть от нее отодвинуться, как к Кэрри возвращались все ее ужасные мысли и она начинала тихонько плакать. Джейк поцелуями осушал ее слезы, целовал в губы — и ужасы исчезали. Усталая и растерянная, Кэрри наконец уснула в объятиях Джейка.

Джейк услышал, как отворилась входная дверь, и быстро вскочил с постели. Накрыл Кэрри одеялом и шепнул: «Оставайся здесь».

Меган, Стефан и Майкл стояли в общей комнате, раскрасневшиеся от солнца, спиртного и весело возбужденные.

— Кэрри так и не приходила?

— Приходила. Она до сих пор здесь. Думаю, спит на моей кровати. Она плохо себя почувствовала. Я предложил ей отдохнуть, прежде чем отправляться на митинг.

— С ней все в порядке? — озабоченно спросил Майкл.

— В полном. — Это сказала сама Кэрри. Она стояла в дверях, завернувшись в одеяло. — Я себя чувствую гораздо лучше. Вздремнула на славу.

— Вы оба пропустили великолепное… — начал было Стефан, но Кэрри его перебила:

— Беда невелика. Наверстаем в следующий раз. А я, пожалуй, вернусь в общежитие. Надо позаниматься. — Она стянула с себя одеяло, сложила и отдала Джейку: — Спасибо.

Не сказав больше ни слова и даже не взглянув на Майкла, она вышла из комнаты. Она спешила уйти от всех. Проходя мимо письменного стола Джейка, она заметила, что письмо, явно написанное женщиной, начиналось словами: «Мой дорогой Джейк…»

Кэрри было необходимо остаться наедине с собой, подумать, что-то написать, попытаться разобраться в хитросплетениях событий и чувств этого дня.

Кэрри не видела Джейка две недели. Он и не звонил ей. Кэрри сказала Майклу, что не сможет провести с ним лето в Нью-Йорке. Это означало, что она не готова вступить с ним в серьезные длительные отношения, так как не уверена в их прочности.

— Ну что ж, решено, Кэрри, — сказал наконец Майкл после долгих до изнеможения споров и объяснений. — Но я надеюсь, что мы останемся друзьями. Я хочу быть твоим другом. Я и сейчас твой друг. Навсегда.

Кэрри не рассказала ни Майклу, ни кому-нибудь другому о том, что произошло у них с Джейком. Следующие две недели Кэрри почти совсем не ела, спала урывками и очень медленно и обдуманно записывала слова, которые шли у нее из глубины души.

Они снова встретились совершенно случайно. Кэрри проснулась в пять часов. Предрассветное небо было жемчужно-серым. Кэрри решила прогуляться. Ей нравился тихий и спокойный по утрам кампус. Через несколько часов пустая сцена оживет и тысяча действующих лиц как бы отодвинет на задний план высокие здания, росистую траву и высокие шелестящие пальмы. Кэрри любила время, когда сцена уже готова к выходу актеров, но еще пуста, когда можно слушать одинокую песню фонтана, не в общей симфонии голосов, велосипедных звоночков, радиопередач и автомобильных гудков. У фонтана был чудесный собственный голос, музыкальный, повествующий только о своем. Она часто сидела возле него по утрам и слушала.