Безоглядная страсть - Марша Кэнхем Страница 37

— Наливай! — рассмеялась Энни. Выпила она, может быть, и немного, но голова у нее кружилась от всеобщего веселья.

Энни была единственной женщиной в таверне, в этом окружении суровых мужчин, каждый из которых ощущал себя живой легендой — еще бы, ведь они с таким триумфом дошли почти до самого сердца Англии, не важно, что потом им пришлось отступать… Пользоваться авторитетом в компании таких мужчин — почет для любой женщины. Они знали, что их предводительница не только с триумфом вошла в Абердин, но и была причиной ухода с шотландской земли датчан. Под Стерлингом обе армии повстанцев соединились. Выстроившись рядами на подходах к городу, воины принца воодушевленно приветствовали лорда Гордона, высоко размахивая над головами своими боевыми топориками.

Энни никогда раньше не приходилось видеть такого красочного зрелища, не говоря уж о том, чтобы принимать в нем самое непосредственное участие. Ей и самой не верилось в тот момент, что это она, Энни Моу, урожденная Фаркарсон, едет сейчас на коне в медном шлеме с пышными перьями, с трудом сдерживая наворачивающиеся на глаза слезы радости, с сердцем, готовым выпрыгнуть из груди от переполнявших его чувств.

Справа от нее, как всегда, ехал Джон Макгиливрей. Львиная грива гиганта была сейчас убрана в аккуратный хвостик, начищенные латы сверкали, взгляд бездонных черных глаз был, как всегда, мрачен, но Энни была уверена: сейчас Джона переполняют те же чувства, что и ее. Лейтенанты Роберт, Джеми и Эниас Фаркарсоны ехали следом, и между ними — с сияющим лицом, снова в строю, как и век назад, Ферчар Фаркарсон, казавшийся в этот момент самому себе бессмертным. Джиллиз Макбин ехал во главе своего клана, и радостный звук волынок Макбинов сливался в общем хоре с волынками Шоу, Дэвидсонов, Макдаффов, Мак-ферсонов, Макинтошей…

Чарльз Эдвард Стюарт, стройный, привлекательный двадцатичетырехлетний мужчина в небесно-голубом камзоле с перекинутой через плечо клетчатой накидкой, ожидал их, чтобы приветствовать лично. Принц приветствовал всех вождей, не забыв никого, под радостные крики их соплеменников. Когда Энни подъехала к принцу, намереваясь спешиться и поклониться, Чарльз вместо этого сам спешился и склонился перед ней в знак особой признательности к ее заслугам и обратился к ней с небольшой приветственной речью, в которой назвал ее «ma belle rebelle» — «моя прекрасная бунтовщица». Речь его высочества вызвала такие восторженные крики в толпе, что от сотрясения воздуха с ветвей ближайших деревьев осыпался весь иней. Но больше всех, пожалуй, радовался за внучку стотринадцатилетний Ферчар, со слезами на глазах обнимаясь, забыв о приличиях, со стоявшим рядом лордом Джорджем Мюрреем.

И сейчас, сидя в таверне, слушая бесконечные рассказы о недавних, но уже успевших обрасти легендами, походах, Энни жалела лишь об одном — что рядом нет Ангуса, что он не слышит этого пронзительного гудения волынок, не поднимает кружки, пенящиеся добрым крепким элем, с такими мужчинами, как Джон Макгиливрей или Александр Камерон…

Широкогрудый — почти такой же, как Джон, — Камерон провел пятнадцать лет в Европе, сражаясь в чужих войнах, ради чужих интересов. Вернувшись наконец на родину, он застал ее охваченной пожаром восстания. С тех пор Камерон стал, по сути дела, правой рукой лорда Джорджа Мюр-рея. Ходили слухи, что жена Александра — англичанка. Это не вязалось с тем, что глава клана Камеронов. Лохел, делил с королем Яковом тяготы ссылки с самого 1715 года, когда предыдущее восстание потерпело поражение. Но поговаривали также, что жена Александра, хотя и англичанка, присоединилась вместе с ним к армии принца — и не в момент триумфа, а в горький час поражения под Дерби…

Внимание Энни привлек какой-то шум на дальнем конце стола. Кинув туда взгляд, Энни увидела огромного, словно гора, человека, подносившего к губам жбан эля величиной с добрую кварту под одобрительные крики зрителей. Энни вспомнила имя великана — Струан Максорли. Глоток, другой, третий… девятый, десятый — и Струан с победоносным видом грохнул пустым жбаном о стол, оглядывая толпу в поисках готового помериться с ним силой. Или хотя бы того, кто попробует перепить его.

И соперник нашелся — из-за стола поднимался Джиллиз Макбин. Огромный жбан снова наполнили элем, и Джиллиз, как недавно Струан, поднес его к губам.

— Предлагаю следующие условия, — вынув из кармана две монеты, Макгиливрей положил их на стол, — кто через час будет все еще держаться на ногах, тот и выиграл. Лично я ставлю на Джиллиза.

— Вызов принят. — Камерон извлек из кармана две такие же монеты. — За Струана!

Осушив по второму жбану, соперники продолжали крепко держаться на ногах. Чтобы коротышка Джиллиз был на одном уровне с великаном, кто-то посоветовал ему встать на бочонок.

— Ваша жена, должно быть, очень смелая женщина, сэр, — обратилась Энни к Камерону, — если решилась сопровождать вас в походе.

— Вы правы, полковник, смелая и упрямая. Только зовут меня не «сэр», а Александр.

— Тогда и я, — улыбнулась она, — не «полковник», а Энни. Тем более что это звание, по сути дела, лишь для красоты…

Максорли уже осушил четвертый жбан, но и Джиллиз, судя по всему, не собирался ему уступать.

— Матерь Божия, — воскликнул кто-то, — и куда в них только влезает! Может, стоит притащить второй жбан, чтобы нашим богатырям было куда мочиться?

— Лично я, — поморщилась Энни, — не собираюсь наблюдать за этим зрелищем. Я, пожалуй, пойду спать. — Она поднялась.

— Я тоже, — неожиданно поддержал ее Макгиливрей.

— Ты куда? — окликнул его Камерон. — А наш спор?

— Оставь свои деньги себе, — поморщился Джон. — Все равно я и так знаю, что победит Джиллиз! Стоит ли торчать здесь битый час, чтобы убедиться в том, в чем я и так уверен?

— Скажи лучше, — усмехнулся Камерон, — что ты удаляешься, чтобы не видеть его позора! Так-то будет честнее!

— Не слишком ли прямой у тебя нос? — огрызнулся Макгиливрей. — Хочешь, для разнообразия сворочу его тебе на сторону? Как ты предпочитаешь — вправо или влево?

— А на мой вкус, — не остался в долгу Камерон, — у тебя слишком частые зубы, не мешало бы разредить!

Оба, понимая, что угрозы шуточные, пожали друг другу руки и пожелали спокойной ночи. Раздвигая толпу руками, чтобы расчистить путь себе и Энни, Джон вышел на свежий воздух. От таверны до деревни, где они остановились, было всего четверть мили, и Энни, уставшая от целого дня в седле, решила прогуляться пешком — заодно к тому же и насладиться прелестью ясной морозной ночи.

— Ну как? — спросила она у Джона, кутаясь в плед.

— Что? — не понял он.

— Что ты обо всем этом думаешь?

— Что я думаю? — переспросил он, понимая, что Энни завела этот разговор только для того, чтобы не молчать. — Пока еще рано делать какие-то выводы, но, мне кажется, здесь собрались достойные люди, готовые пойти за лордом Джорджем хоть в ад.

Энни обратила внимание, что Джон намеренно говорит «за лордом Джорджем», избегая сказать «за принцем». Для нее самой не было секретом, что после отступления из Дерби, когда логика лорда взяла верх над молодою горячностью Чарльза, отношения между принцем и его генералом стали настолько натянутыми, что все это время они почти не разговаривали.