По осколкам - Настасья Карпинская Страница 37

– Благодарю, всё было очень вкусно. Просто не голодна, – отвечаю, улыбаясь этой приветливой женщине. Совсем не хочется её обижать, но мне кусок в горло не лезет.

– Матвей, а ты любишь щенят? – обращается она уже к моему сыну.

– Ага, у дяди Кирилла, это мой крестный, есть собака, Чарли. Я с ним играю.

– Хочешь, я тебя познакомлю с Джеком? Он такой весельчак. Думаю, вы подружитесь.

– Да, хочу, – воодушевляется сын, засовывая в рот конфету, и выбегает из-за стола.

– Максим, пойдем с нами, – Тамара зовет Никольского, давая понять, что Игнат Юрьевич хочет переговорить со мной наедине. Макс бросает взгляд на меня, и я киваю головой, что всё в порядке.

Когда они покидают кухню, мы с Игнатом остаёмся одни.

– Ань… я могу вот так, по-простому, к тебе обращаться?

– Да, конечно, – отпиваю из кружки чай, стараясь прогнать неприятное клокочущее в груди чувство.

– Если честно, я не знаю с чего начать… Наверное, мне стоит попросить для начала прощения за возникшую ситуацию в нашу первую встречу. Я был не совсем прав. Стоило сначала разобраться.

– Извинения приняты, Игнат Юрьевич.

– Ань, мне сложно говорить. Я виноват перед вами: перед тобой, Матвеем, Максимом, Родионом. Перед каждым из вас в разной степени, но виноват… Я не рассчитываю на ваше прощение. Наверное, уже поздно на него рассчитывать. Знаешь, ведь молодость, она эгоистична по своей сути. Я заблуждался. Я столько ошибок совершил, а расплачиваться за них пришлось моим детям, – Никольский замолчал, отвёл взгляд к окну, наблюдая, как Матвей резвится со щенком немецкой овчарки. Я тоже молчала, не знала, что мне ему сказать. Что вообще говорят в таких случаях? Сейчас Игнат Никольский производил впечатление очень уставшего человека.

– Он очень похож на моего сына, только глаза твои… – как-то задумчиво, словно дрейфуя где-то в своих мыслях, проговорил мужчина. – Тебе же было семнадцать лет, когда он родился?

– Восемнадцать.

– Восемнадцать… – Игнат Юрьевич потирает переносицу. – Я ведь искал тебя после случившегося, помочь хотел…

– Я знаю, Максим сказал.

– Плохо видать искал, раз не нашёл… Ань, мне жаль, что всё так случилось, что Родион…

– Не надо, Игнат Юрьевич, – я прервала Никольского. Не хочу больше поднимать все подробности той истории. – Знаете, может, я об этом ещё пожалею, но ваш сын Максим как-то недавно сказал мне, что надо уметь переворачивать страницы своей жизни и отпускать прошлое, – я вышла из-за стола и встала у окна, чтобы скрыть подбирающиеся к глазам слезы. – Наверное, сейчас я с ним соглашусь. Пусть прошлое останется в прошлом. Случилось всё так, как случилось, и изменить это мы не в силах. Главное не совершать новых ошибок.

– Кто-то мудрость обретает в молодости, а кто-то, как я, только под старость лет… Прости меня, если сможешь… – в ответ я лишь утвердительно качнула головой, не найдя в себе сил произнести слова прощения. Они комом встали в моем горле. – Если ты будешь против моего общения с Матвеем, я пойму. Я рад был познакомиться с ним, он прелестный мальчишка.

– Я не против вашего общения с внуком. Только не балуйте его. Он хоть и единственный ребенок, но я стараюсь держать в рамках его желания.

– Спасибо тебе, – старший Никольский подошёл ко мне, взяв мои руки в свои. – Спасибо… Вы приезжайте, Ань, вместе с Матвеем, как сможете… Я буду очень рад, – в глазах мужчины стояла надежда и искренняя благодарность.

– Мам, смотри, что мы принесли, – на кухню вбежал чумазый Матвей, держа в руках небольшой букет цветов. – Это тебе. Мы сами собирали с дядей Максимом.

– Какая красота! Вы где их нашли?

– У отца теплица за домом, там и растут, – пояснил Максим.

***

Домой возвращались мы уже затемно. Максим держал меня за руку, сын дремал на заднем сиденье, а я ощущала удивительное спокойствие и умиротворенность в душе. Страница с прошлым на самом деле перевернулась. Сжала сильней ладонь Никольского и прижалась к его плечу.

– Устала?

– Не знаю, – и скорее почувствовала, чем успела заметить улыбку Максима.