Тайна пропавших картин - Ольга Солнцева Страница 37

Прошлое.

72

Я с трудом разлепила глаза и увидела над собой белый высокий потолок. Наверно, из-за его неестественной высоты мне показалась, что я уменьшилась в размерах. От такой мысли сразу стало не по себе.

Я повела глазами налево, потом направо, и мне предстала во всей красе знакомая до боли ажурная лепнина под самым потолком.

Где я могла уже такое видеть?

Мозг работал плохо. При умственном напряжении в голове что-то пребольно звенело.

Однако я вспомнила.

«Тётина гимназия!» И не просто ее гимназия, а тот самый кабинет, где когда-то проходили уроки арифметики.

Память медленно начала ко мне возвращаться. Вспомнилось, что этот класс теперь вовсе не класс, а комната, где живет Матвей.

«Что же я тут делаю?» – недоуменно пронеслось в голове.

Я скосила глаза, чтобы найти ответ на мой вопрос. И увидела дремавшую рядом, на стуле, Гертруду.

– Гертруда! – с трудом выдавила я из себя.

Та тут же открыла глаза, счастливо засияла и наклонилась надо мной.

– Сашенька! Милая моя девочка! Как ты нас напугала!

– Почему я здесь, а не дома? – натужно прошептала я.

Было так трудно говорить, как будто на моей груди сидел медведь.

– Молчи! Доктор велел тебе меньше разговаривать. Ты еще очень слаба. Пока ничего не спрашивай. Мы потом тебе всё объясним… Ну… только скажу… Ты у Матвея. Просто к нему было ближе…

Когда она это сказала, я сразу все вспомнила. Забор, расстрелянные люди, среди них Лайла…

Я застонала и закрыла глаза. Господи, неужели всё было правдой?

– Поспи! – услышала я как будто вдалеке голос Гертруды и опять провалилась в темноту…

73

В следующий раз, когда я очнулась, Гертруды в комнате не было. Потолок уже не казался таким белым: наступил вечер или, может быть, ночь. У камина возился Матвей, в мою сторону не смотрел.

Я, почувствовав, что отлежала руку, попыталась ее высвободить из-под одеяла. Матвей услышал шорох и тут же обернулся. Торопливо приблизился к кровати. Наклонился ко мне.

– Саша, как ты? – в его глазах плескалась тревога.

– Хорошо, – отозвалась я.

Действительно, сон пошел мне на пользу. В этот раз я почувствовала себя лучше.

– Есть хочешь?

– Хочу.

Он, довольный, хмыкнул:

– Сейчас…

И засуетился: торопливо шагнул к столу, где стоял котелок, заботливо прикрытый полотенцем; взял металлическую миску, стоявшую здесь же, и, откинув полотенце, полез рукой за картофелиной. Тут же отдернул руку. Я думала – обжегся. Но нет: он просто вспомнил о ложке… Побежал к подоконнику, где дружная семейка столовых приборов стояла в стеклянной банке…

Я переводила взгляд, наблюдая за ним.

Интересно, сколько я уже здесь? Просыпалась днем, а сейчас вечер. То есть прошли целые сутки. Неужели я так долго спала?

Матвей принес картошку в металлической миске. Присел на край кровати.

– Помочь тебе сесть?

– Нет-нет, я сама! – опережая его намерения, торопливо уселась на кровати. Тут же почувствовала головокружение, но постаралась скрыть это от Матвея.

74

После ужина я сразу заявила Матвею, что мне пора домой.

– Не сегодня! – прозвучал твердый ответ, и стало понятно: спорить бесполезно.

Однако этот упрямец не отпустил меня и на следующий день, когда со мной всё уже было в порядке: и голова не кружилась, и лежать целый день я уже не могла. А ведь сам спал две ночи на полу: мог бы даже обрадоваться моему отбытию.

На вопрос «Почему?» ответил:

– Я специально вас разделил друг от дружки… Чтобы ты со своими родственниками снова не наделала глупостей.

Я поёжилась, с ужасом вспомнив забор, надпись на нем и бедную Лайлу. Но оставаться тут ужасно не хотелось: всё было чужим, включая Матвея.

Тогда я попыталась уговорить его:

– Матвей! Мы поняли свою ошибку и не повторим больше ничего подобного. Поверь!

– Нет! – твердо сказал он, не глядя на меня, и вышел из комнаты.

Мне был слышен звук его шагов по коридору, голос – он поздоровался с кем-то… Потом все звуки смешались воедино – гимназия походила сейчас на большой улей.