Резанов и Кончита. 35 лет ожидания - Татьяна Алексеева Страница 36

– На это уйдет слишком много времени, – напомнил ему Аргуэльо. – А если разрешение не будет получено, вы прождете два или три года зря.

– Оно будет получено, я позабочусь об этом лично, – заверил его Резанов.

– Но вам все равно придется ждать…

– Ваша дочь стоит того, чтобы ждать ее всю жизнь, сеньор Аргуэльо.

А вот это уже было правдой, и теперь Резанов смотрел в глаза своего собеседника без страха, что тот догадается о его истинных чувствах. Комендант под его взглядом поджал губы и, сдавшись, отвел глаза в сторону.

– Но вы же понимаете, что я не могу ответить вам согласием прямо сейчас, – сказал он уже без всякой уверенности в голосе. – Мне необходимо обдумать такую неожиданную новость, посоветоваться с супругой…

«Да чтоб тебя! – выругался про себя Николай. – Вот же упертый, ни на что не может сразу согласиться!»

– Я понимаю вас, очень хорошо понимаю, – сказал он вслух. – И готов ждать вашего решения, сколько потребуется. Но я очень прошу вас об одном – не мучайте Кончиту! И если можно… позвольте мне с ней увидеться!

– Конечно, я сейчас попрошу ее позвать, – усмехнулся Хосе Дарио. – Она меня тоже с самого утра просит, чтобы я вас не выгонял и разрешил с ней поговорить!

– Я вам очень благодарен! За то, что вы меня выслушали, и за то, что не против наших встреч с Кончитой, – с жаром воскликнул Резанов, посчитав, что, если он будет держаться спокойно, его точно не примут за пылкого влюбленного.

– Я не против только ради нее… – откровенно ответил комендант и поднялся из-за стола, давая понять, что их разговор окончен. – Пройдемте в гостиную, сеньор Резанов. Кончита сейчас тоже туда придет.

Они вместе подошли к двери кабинета, за которой Резанову послышался какой-то тихий шорох. Без сомнения, Кончита не могла спокойно дожидаться окончания их разговора с ее отцом в своей комнате и пришла подслушивать под дверь. «Анюте бы такое даже в голову не пришло», – вдруг подумалось Николаю, и он с неприятным удивлением обнаружил, что сравнение с его покойной женой впервые оказалось в пользу Кончиты. Ее озорная смелость и находчивость вдруг стали нравиться ему больше, чем скромность и покорность Анны.

Однако думать об Анне было некогда, комендант уже вел Резанова в гостиную, где навстречу им поднялась и присела в реверансе как всегда слегка растрепанная и с трудом сдерживающая свое волнение юная Кончита.

– Займи нашего гостя, – строго велел ей Аргуэльо и, пропустив Николая вперед, закрыл за ним дверь. Девушка, едва дождавшись, когда отец уйдет, вскочила с кресла и подбежала к своему возлюбленному.

– Ну как? – воскликнула она в полный голос, даже не думая о том, что ее можно услышать в коридоре. – Вы говорили с папой? Что он вам ответил?!

– Тихо, Кончита, не волнуйтесь так! – попытался урезонить ее Николай. – Мы с сеньором Аргуэльо все обсудили, и он обещал подумать над моим предложением.

– Вот ведь так я и думала! – вспыхнула Кончита и топнула ногой, но затем продолжила уже вполголоса, хотя и сердитым, обиженным тоном. – Он всегда так, он может до бесконечности думать и не давать никакого ответа!

– Успокойтесь, – мягко, но настойчиво повторил Николай. – Ваш отец не сказал мне «Нет», и это уже дает нам надежду. Придется набраться еще немного терпения!

– Я не могу больше терпеть! – в отчаянии всхлипнула Кончита. – С детства ненавижу ждать!!!

Николай едва сдержался, чтобы не улыбнуться – нетерпение девушки невероятно льстило его самолюбию. Но обидеть этого ребенка сейчас было проще всего, и он постарался, чтобы его голос звучал как можно более сочувственно:

– Вы сможете все, дорогая! Я еще не встречал женщины, которая бы так хорошо умела добиваться своих целей. Вы сумеете все, в том числе и ждать столько, сколько потребуется.

– Как бы мне хотелось, чтобы вы оказались правы! – вздохнула Кончита.

– Присядьте, – с улыбкой указал ей Николай на одно из кресел и сам опустился в соседнее. – Давайте о чем-нибудь спокойном поговорим, пусть ваши родители увидят, что нам приятно бывать вместе.

– Ох, ну давайте! – без всякой охоты согласилась девушка и села в кресло, приняв непринужденную светскую позу. – И о чем же мы будем говорить?

– А о чем бы вам хотелось?

– О России! О Петербурге, где мы с вами будем жить! – тут же выпалила Кончита. Николай неуверенно улыбнулся: ему казалось, что строить такие смелые планы на совместную жизнь, не получив согласия и благословения супругов Аргуэльо, было еще рановато.

– Я ведь уже столько рассказывал вам о России, – сказал он, с приятным чувством вспомнив их беседы на берегу. Лицо Кончиты тоже осветилось улыбкой.

– Все равно, расскажите еще! – попросила она. – Мне сложно представить себе вашу страну, а так хочется уже сейчас узнать, куда вы меня увезете!..

– Вам там будет очень холодно, – честно предупредил ее Резанов. – Я говорил, что зима у нас очень красивая, со снегом, но этой красотой лучше всего любоваться из окна. Хотя вам и не придется в морозы бывать на улице, если только вы сами не захотите, – поспешил он добавить, забеспокоившись, как бы девушка не испугалась суровых российских холодов. – Мы с вами будем гулять, только в теплое время. А зимой, в крайнем случае, ездить в экипаже на званые вечера.

Волновался он зря – сияющее лицо Кончиты лучше всяких слов говорило о том, что никаких морозов она не боится. Да и сложно было бояться никогда не испытанного сильного холода, сидя под проникавшими в комнату через окно жаркими солнечными лучами. Резанов представил себе, как она, одетая в длинную меховую шубу и муфту, идет по заснеженной Невской перспективе – возникшая в воображении картина показалась ему слишком необычной, хотя Кончите это, возможно, действительно понравилось бы.

А сама Кончита мысленно уже перескочила с русской зимы на другие, более серьезные вопросы: ее лицо сделалось сосредоточенным и как будто неуверенным в себе.

– Простите меня, Николай, – заговорила она осторожно, – но вы почти ни слова не сказали мне о вашей первой жене… Скажите, вы… очень ее любили?

Этого вопроса командор боялся больше всего – хотя и точно знал, что рано или поздно он его услышит. Боялся, потому что точно знал: солгать, рассказывая об Анне, он не сможет даже ради спасения всех обитателей Русской Америки.

– Да, – сказал он твердо. – Я любил ее больше всех на свете и люблю до сих пор. Она была замечательной женщиной, очень доброй и справедливой, очень любящей детей… – Николай замолчал, чувствуя, что любые его слова об Анне прозвучат здесь слишком сухо и не смогут передать то, что он чувствовал к ней. Но Кончита, совсем посерьезневшая, лишь молча кивнула, показывая, что понимает его и не требует от него больше никаких объяснений. С изумлением Николай понял, что она разделяет его чувства и что не собирается ревновать его к умершей жене. И эта ее готовность принять его не остывшую любовь к Анне заставила Николая поделиться с девушкой самым сокровенным.