Визит сэра Николаса - Виктория Александер Страница 36

— Что?!

— Шоколад, тянучки, засахаренные орехи, пудинги с изюмом, фруктовые торты, ну и так далее. Лакомства сами по себе восхитительны, но когда более чем удовлетворишь свой аппетит, то можешь в дальнейшем и не захотеть лакомиться пудингом с изюмом.

— Вы не в своем уме?

— Возможно.

— Позвольте спросить, почему вы соглашаетесь на подобную вещь?

— Почему? — Она понизила голос и опустила руки на подлокотники его кресла. Милая ловушка, но тем не менее ловушка.

— Да, почему?

Она наклонилась к нему:

— Потому что я помню, как вы заключили меня в свои объятия и как ваши губы коснулись моих. Я помню тепло вашего тела.

Ее губы были совсем близко, горячее дыхание Элизабет обжигало ему лицо. Николас резко откинулся на спинку кресла — настолько резко, что передние ножки оторвались от пола. Элизабет выпрямилась, а Николас пару секунд пытался восстановить равновесие, но не сумел и с грохотом свалился вместе с креслом на пол. Ему повезло: обивка спинки уберегла его от серьезного ушиба.

Как ни старалась Элизабет удержаться от смеха, ей это не удалось.

Николас лежал лицом вверх на полу в самом неприятном и определенно унизительном положении.

— Рад, что насмешил вас, — проговорил он.

— Простите, но это и в самом деле смешно.

— Ну так радуйтесь и далее. — Николас встал с пола и отряхнул рукава своего сюртука. Голос его звучал вежливо, но холодно. — Тем более что только это и смешно из всего происходившего здесь сегодня.

— Не только. Забавно и ваше отношение к тому, о чем мы говорили. Мне, правда, следовало предполагать, что вы вскочите с места, услышав мое предложение, но я не ожидала, что оно свалит вас с ног.

Элизабет с трудом подавила еще один взрыв смеха.

— Я никогда не принимал какое-либо предложение, будь оно личным или деловым, не обдумав его как должно. — Он кивнул и направился к двери. — Ваше предложение я обдумаю со всей серьезностью и дам вам знать свое решение.

— А как же мои счета?

— Я не стану просматривать их сегодня, — бросил он через плечо: менее всего ему сейчас хотелось возиться с этими счетами, только их и не хватало!

— А обед у вашего дяди? Я сегодня утром получила приглашение.

— Что касается этой нашей договоренности, то я готов сопровождать вас.

— Но до тех пор еще неделя. Я увижу вас до этого? — Она махнула рукой в сторону счетных книг. — Только ради моих счетов, не ради чего-то еще.

— Я не могу ответить вам сейчас, Элизабет. Я пока не знаю своих планов на ближайшее время и не знаю, что мне думать о вашем предложении.

— Если это поможет успокоить ваши оскорбленные чувства, думайте о нем как о рождественском подарке. Для нас обоих.

— Роза под другим именем и так далее… Мы можем называть это рождественским подарком или еще как-нибудь, но факт остается фактом.

Он взялся за дверную ручку.

— Николас.

Что-то в ее голосе вынудило его обернуться.

— Однажды я уже предлагала вам себя и предупреждаю, что больше этого не повторю. Если вам и в самом деле нужен этот корабль, то либо ставьте паруса, либо сходите на берег.

— Понятно. — Он смерил ее долгим взглядом. — Вы скоро получите мой ответ, даю слово. — Он кивнул и снова взялся за дверную ручку, буркнув себе под нос: — Рождественский подарок.

Она негромко рассмеялась ему вслед.

Быть может, именно этот смех, в котором ему послышалась нотка торжества, вернул Николасу его самообладание и чувство мужского превосходства. Его смущение улетучилось, в голове прояснилось.

Эта проклятая баба снова обратила против него его же собственное оружие. Так она поступила вчера и повторила это сегодня. У него на руках все козыри, а он бежит от нее, как молодой олень от охотника. Да что с ним происходит, в конце концов?

Только полный идиот мог бы оставить эту исключительную женщину в столь же исключительный момент.

Он, Николас Коллингсуорт, не идиот.

Он повернулся, скорым шагом пересек комнату и, прежде чем Элизабет выговорила хоть слово, обхватил ее одной рукой и с силой привлек к себе.

— Я намерен принять ваше предложение, леди Лэнгли. — Он крепко поцеловал ее. — Но у меня тоже есть условия.

— Я так и предполагала, — задыхаясь, еле выговорила она, глядя на него снизу вверх.

— Но я не могу принять ваши условия. Элизабет покачала головой и возразила:

— Они не служат предметом сделки.

— Все может служить предметом сделки. Таково первое правило торговли.

— В таком случае я отвожу их. — Она попыталась оттолкнуть Николаса, но он ее не отпустил. — Беру свои слова назад.

— Вы не можете это сделать. Между нами заключено устное соглашение. Я его принял.

Он снова поцеловал ее медленным и долгим поцелуем, и она слегка, почти неощутимо прильнула к нему, ослабив сопротивление; у ее губ был памятный ему пряный вкус… Черт побери, если это продлится еще минуту, он примет все ее условия, плюнет на все условности и овладеет ею прямо здесь, на ковре в библиотеке.

Николас отстранился и посмотрел на Элизабет. Ему нужно ее сердце, он всегда этого хотел, а она предлагала ему всего лишь свое тело… Ладно. Он примет то, что она предлагает. Пока.

В глазах у Элизабет горела долго сдерживаемая страсть, и она с трудом справилась с дрожью в голосе, когда спросила:

— Каковы ваши условия, Николас?

— Достаточное время для размышления, Элизабет. Я же сказал вам, что никогда не принимаю предложений без должного обдумывания. — Он привлек ее ближе и коснулся губами ее губ. — Я подвергну наше соглашение вдумчивому разбору и сообщу вам свои соображения при следующей встрече.

— И когда это будет?

Она легонько коснулась рукой рубашки у него на груди, и Николас ощутил невольное напряжение. Он поднес руку Элизабет к губам и поцеловал в ладонь. Ковер привлекал его все больше и больше, несмотря на то что стоял белый день и в библиотеку в любую минуту мог войти кто-то из слуг или дети. Но именно ради таких вот случаев и вставлены в двери замки.

Он испустил долгий-долгий вздох и отпустил Элизабет, удовлетворенный по крайней мере тем, что она более чем неуверенно держится на ногах. Впрочем, и он сам не чувствовал полной твердости в нижних конечностях.

— В тот день, когда я приеду за вами, чтобы сопровождать на обед к дяде.

А как же с этим? — Она вяло повела рукой в ту сторону, где на столе лежали гроссбухи. — Вы же сами сказали: каждый день в половине третьего.