Музыкант и модель - Полина Поплавская Страница 35

Не отвечает. Сегодня выходной, он не выходит из дома без надобности. Все его надобности – прогулки со мной. Позвоню по прежнему телефону. Нужно доводить начатое до конца, чтобы наступило спокойствие. Я хочу спокойствия в отношениях с Тони. Спокойствия, перерастающего в полную тишину, в полное отсутствие чего бы то ни было.

Я сделала это! Позвонила, договорилась встретиться. Думала – в последний раз, а теперь даже жалко. Какой он хороший, он не смог жить там без меня. Он спросил, разлюбила ли я его, а я сказала, что переживаю трудный период, что мои чувства притупились. Было почти слышно, как он задышал спокойнее. Мы с Тони похожи: до последнего не теряем надежды. И мне, и ему давно пора поставить крест на своей любви, а мы барахтаемся, как рыбы на песке. В моей жизни еще не было такого умопомрачения. Если сказать Кармеле, что я бросаю живого, настоящего, заботливого человека ради какой-то романтической влюбленности, абсолютно безнадежной, она засмеет меня. Я уже слышу голос Кармелы, ее саркастические интонации. Она обвинила бы меня в том, что я несовременна… Но теперь уже все равно, сейчас мне предстоит идти разбираться с Тони.

Господи, что я наделала? Одно дело – переживать в себе, другое – открыться. Нет, я не сказала, что люблю другого. Какое это имеет значение! Я сказала всего лишь, что свадьбы не будет. Ничего рокового, по-моему, но он представлял себе наши отношения такими чистыми, такими идеальными, и вдруг – болезнь, опухоль, которую не вырежешь скальпелем. Как ему трудно ориентироваться во всем, что нематериально, чего нельзя пощупать! Он теряется, становится беспомощным, а я, как назло, люблю его таким. Я люблю несчастного Тони, как любят собак и кошек, как любят больных, выживших из ума родственников, как любят свои детские игрушки. Ему не нужна такая любовь… Каждому человеку нужно, чтобы его любили полноценно. А я не могу ему дать счастья, того тихого семейного счастья, о котором он мечтает.

Я целовала его, словно вымаливала у него прощение. Только ему несладко от моих поцелуев, не такие поцелуи нужны ему. Мне холодно и хочется прижаться хоть к кому-нибудь. Я сидела бы с Тони плечом к плечу, если бы он не претендовал на большее, я грелась бы его теплом, а он – моим. Кто определил, какими должны быть отношения между мужчиной и женщиной? Кому это нужно, чтобы люди сравнивали свои будни с эталоном счастья и страдали оттого, что они не совпадают?

17 июня

Лечу в Лондон. Это решение пришло ко мне внезапно и само собой. В это трудно поверить, но до вылета осталось менее часа, я уже в Барахасе и счастлива безумно. Мне кажется, что на этот раз я собралась совсем не в тот Лондон, в котором бывала каждое лето, что существует два Лондона: город моего рождения, моего отца и моих каникул – и тот город, в котором живет он. Я лечу во второй.

* * *

«Сверху эта страна похожа на грядку», – подумала Люсия, сдерживая волнение бессмысленной суетой: она то смотрелась в зеркальце, то изучала извивы облаков, пытаясь выразить сумбур, царивший в ее голове, длинными, правильными фразами. Но она непременно застревала на каком-нибудь одном словосочетании и бессмысленно повторяла его, в то время как непослушные мысли стремились вернуться туда, где скрывалась причина ее частого сердцебиения. А вдруг он придет встретить кого-нибудь в Гэтвик и я тут же увижу его?

Знакомый с детства вид Лондонского аэропорта был неподходящей рамой для картины непредвиденной встречи с Дэвидом. Все прозаично и по-семейному трогательно: еще несколько метров вниз по эскалатору, и она сможет обнять Филиппа.

– Папочка, привет!

– Привет, родная.

Несколько лет назад Люсия в одну секунду поняла, что повзрослела: по приезде в Лондон она не смогла броситься отцу на шею, скрестив ноги у него за спиной. Что-то, успевшее за год родиться и окрепнуть в ней, не позволило этого сделать. С тех пор каждый год, видя отца среди встречающих, она вспоминала о том, что детство прошло. Целовала Филиппа в щеку и с грустью замечала: он опять немного постарел.

Англия принимала гостей, как всегда, не особенно приветливо: порывистый ветер испытывал приезжих на стойкость. Но на этот раз островная прохлада пришлась ей по вкусу. Она напоминала девушке о ночи, проведенной в горах.

– Ты устала, мне кажется. Может, кофе с дороги? Как Израиль? – Филипп взял сумку, удивившись тому, какая она на этот раз маленькая. – Надеюсь, ты к нам не на пару дней?

– Как получится. Очень рада тебя видеть. – Она остановилась, посмотрела на отца, поцеловала его еще раз. – Кофе – с удовольствием.

Филипп удивленно наблюдал за дочерью. Пересекая стеклянные лабиринты, они вошли в кафе, заняли дальний столик и заказали по чашке капуччино. Люсия перевела разговор на домашние дела, не обмолвившись ни словом о причине своего внезапного приезда. Отец и не расспрашивал, что дало девушке возможность почувствовать себя комфортно.

– Как прошел день рождения? – напомнила она немного смущенно.

– Если не брать во внимание твое отсутствие, то хорошо.

– Разбойники подросли?

– Да. Эйприл с ними не справляется. Она едва успевает следить за ними взглядом, не говоря о том, чтобы предупреждать шалости.

– Но и ты уделяешь им внимание, я думаю?

– Сейчас почти не выезжаю из Лондона, но все равно… Я, видимо, уже староват, чтобы растить шестилетних мальчуганов.

– Чувствую, мне от них достанется!

– Они тебя очень любят.

– Мама вернулась из Штатов…

– Я надеюсь, хоть там обошлось без скандала?

– Куда там! Конечно нет.

Филипп мечтательно улыбался. Он так давно не видел свою первую жену, что уже начал ее идеализировать. Редкие телефонные разговоры несколько отрезвляли его, но ненадолго. Когда Соледад звонила, ему казалось, будто солнце слишком откровенно заглядывало в его окна: становилось тепло и радостно, но слепило глаза.

Люсия сразу же поняла, что ни отцу, ни тем более Эйприл она не сможет сказать: «Я люблю Дэвида Маковски». Это будет выглядеть неприлично. Набрать лондонский номер Дэвида – почти что преступление. Почему? В Мадриде ей казалось, что, стоит ступить на эту землю, проблема решится сама собой.

Филипп теребил газету и посматривал на часы. Люсия решительно встала из-за столика. По дороге к Виктория Стэйшн они сначала говорили о пустяках, а потом она молча уставилась в окно на теснящиеся у самих рельсов дома и виднеющиеся кое-где поодаль лысые холмы. Отважился бы Дэвид пригласить ее на прогулку, будучи в Англии? Едва ли. Кролики и утки здесь смелее, чем люди.

Такси притормозило у темного каменного дома на Ферингтон-роуд. Филипп открыл дверь, подал дочери руку. Люсия подняла голову вверх: небо серое, а цветник в лоджии мачехи так разросся, что превратился в самое яркое пятно на улице. А… вот и рыжие гривы в окне слева. Глядя на них, забываешь о возможности страдать. Жизнь течет вне зависимости от наших мыслей. Мысли могут быть мрачными, а в жизни все возвращается к простому и оптимистичному. Братья растут на глазах, скоро дотянутся до ее плеча, а цветы Эйприл покрываются все новыми бутонами.