Красив и очень опасен - Энн Стюарт Страница 35

Как ни старалась Кэссиди уснуть, сна не было ни в одном глазу. Бессонница стала мучить ее с тех самых пор, как она совершила роковую ошибку, согласившись приехать в Нью-Йорк. Самый факт проживания под одной крышей с осужденным убийцей мог лишить сна и человека с более крепкими нервами. После треволнений прошедшего дня вообще удивительно, как она не сошла с ума и не сидит голая в углу, пуская слюни и бессвязно лопоча.

Кэссиди повернулась на бок и, прищурившись, кинула взгляд на настенные часы. Мабри, вероятно, решила, что они как нельзя кстати подойдут к кладбищенскому убранству ее спальни. Без четверти три. Тихо. Даже извечно шумная Парк-авеню за окном, занавешенным тяжелыми бархатными шторами, казалось, вымерла.

Кэссиди до сих пор не верилось, что Шон и вправду умирает. Когда они с Мабри вернулись домой из бара, Шон дремал в своем кабинете, и Кэссиди, остановившись в дверях, пригляделась к отцу, едва ли не впервые заметив набухшие под его глазами сизые мешки, поседевшие волосы и какую-то трогательную уязвимость, в обычное время замаскированную кипучей энергией и неподражаемой живостью его мощной и стойкой личности. Чем дольше разглядывала его Кэссиди, тем сильнее убеждалась: Мабри сказала правду, Шон умирал.

И еще она знала, что не должна говорить с ним об этом. Шон хотел сохранить свою болезнь в тайне; по крайней мере – от тех, кто его любил. А почему, одному богу известно. Возможно, ему приятно было считать себя всемогущим и несокрушимым. Либо привычно проявлять мальчишескую удаль и позерство.

Нет, не могла она бросить отца. Не могла даже переселиться в какой-нибудь отель, чтобы отгородиться от посягательств Ричарда Тьернана. Шон устроит скандал, поскольку понять причину ее бегства не сможет, а сама она объяснить не посмеет. Да и не захочет, не то настроение. Нет, что бы ни случилось, она останется с Шоном до конца. Даже приставь ей Ричард нож к горлу, она больного отца не бросит. Да, она обустроила собственную жизнь, сделала ее спокойной и независимой, но перед лицом надвигающейся смерти Шона все это меркло и отходило на второй план. Как ни пыталась в свое время Кэссиди, ей не удалось спасти родительский брак, как не удалось и сделать из Шона человека, которым она хотела бы его видеть. Вот и сейчас ей не удастся спасти его от неминуемой смерти, однако она хотя бы сделает все, от нее зависящее, чтобы уход его был возможно более мирным. Да и свою совесть заодно облегчит.

Но все это станет возможным только в том случае, если Ричард Тьернан перестанет ее преследовать.

Кэссиди выбралась из постели и зажгла свет, слишком тусклый, чтобы можно было читать. Не отдавая себе отчета в том, что делает, она оделась, натянув на себя белье, свободную тенниску, спортивные брюки, рубашку навыпуск, а поверх всего еще и толстый свитер. Ей сразу стало жарко, к тому же многослойная, как у капустного кочана, одежда делала пропорции ее и без того пышной фигуры совсем уж рубенсовскими, но Кэссиди это ничуть не волновало. Раз уж она приняла твердое решение не бросать отца в беде, а при этом и самой остаться в живых, необходимо раз и навсегда объясниться с Ричардом Тьернаном. Кое-что ему втолковать. И как бы ни было глупо и нелепо делать это глубокой ночью, но терять времени Кэссиди не собиралась.

Босиком она бесшумно прокралась в самый конец длинного коридора, где располагалась бывшая спальня ее брата. Шла она быстро и решительно, понимая, что в противном случае неминуемо струсит и повернет вспять. Если она не объяснится с Ричардом Тьернаном сейчас, то потом уже никогда не решится на этот шаг. У всякого в жизни бывают, наверное, минуты, когда под покровом ночи обнажаются нервы, отметается всякая напускная мишура и наступает озарение. Кэссиди показалось, что ее час пробил, и она не стала утруждать себя попытками хоть как-то обдумать свои действия.

Стучать в дверь она не стала. Шон вопреки, а возможно, и благодаря огромному количеству поглощаемого виски спал очень чутко и мог легко пробудиться от малейшего шума. Кэссиди прикоснулась к ручке с опасением – а вдруг Ричард запирался на ночь. Однако ручка легко опустилась, и дверь распахнулась.

Кэссиди и сама не знала, чего ей ожидать. После возвращения в Нью-Йорк она еще ни разу не была в комнате брата, и поэтому воображение рисовало ей картины то ли сатанинских ритуалов, то ли интерьера тюремной камеры.

Однако при лунном свете, проникающем через незашторенное окно, спальня казалась такой же, как и прежде. Южный стиль, узкие кровати, чистое белье. Обе кровати, составленные рядом, пустовали. Одна была застлана, а вторая разобрана, и постель смята. Кэссиди оглянулась по сторонам и увидела его.

Тьернан стоял у окна, силуэт его четко вырисовывался в лунном свете. Хотя лицо было в тени, Кэссиди видела, как поблескивают его глаза.