Смотри, но не трогай - Татьяна Никандрова Страница 35

И это Никита еще не знает про инцидент на посвящении. А если узнает? От Тимура можно ждать чего угодно: возьмет и поведает Матвееву в красках. И что мне тогда делать? Как оправдываться?

Бли-и-ин, ну какая же я дура! До сих пор не понимаю, как меня угораздило перепутать двух парней. Они же совершенно разные! Как внешне, так и на ощупь. Никита мягкий, деликатный… А у Алаева щетина как наждачка – жесткая, колючая. И движения такие порывистые…

В общем, не знаю, о чем я думала. Очевидно, не думала вовсе. Просто отключила мозг и отдалась во власть инстинктов.

Это было глупо, Лера! Чертовски глупо!

Захожу домой и, скинув туфли, плетусь в гостиную. Мама в длинном шелковом халате сидит за столом и читает книгу. Красивая, спокойная, умиротворенная.

– Лерчик, привет! – заметив меня, она улыбается. – Как день прошел?

– Да пойдет, – вздыхаю я, приближаясь. – Ты что-то готовишь? Вкусно пахнет.

– Ватрушку по-королевски решила испечь. Через полчаса будет готово. Ты голодна?

– Нет, мы с Никитой перекусили в кафе.

– У вас с ним все на мази, да? – родительница заговорщически мне подмигивает.

– Ну… Вроде как, – ненадолго замокаю и, усевшись за стол, говорю. – Никита – приятель Тимура, и сегодня я услышала от него одну странную вещь…

– Какую же? – мама закрывает книгу и снимает очки, демонстрируя готовность слушать.

– Он сказал, что Аврора Карловна, первая жена Анвара Эльдаровича, умерла меньше года назад…

Впиваюсь в мамино лицо жадным взглядом, боясь пропустить любые оттенки ее эмоций. Первая реакция всегда самая показательная - она отражает искренние чувства. Те самые, что еще не успели скрыться под маской напускного безразличия.

И мамины первые эмоции ярче огня. Тут и шок, и смятение, и даже проблески паники. Она выглядит так, будто ее застигли врасплох.

– Да, это так, – уже через секунду родительница берет себя в руки. – Разве ты не знала?

– Нет, не знала. Ты никогда не называла конкретных дат, но по твоим рассказам у меня сложилось впечатление, что мама Тимура умерла довольно давно.

– Знаешь, Лер, она очень сильно болела, – скорбно поджимает губы. – В последний год вообще не поднималась с кровати. Поэтому по факту Анвар потерял ее гораздо раньше, чем она умерла…

– То есть ты встречалась с ним при ее жизни? – мрачно резюмирую я, глядя на маму в упор.

– Лер…

– Ты была его любовницей, пока умирающая жена ждала его дома? – слова обрастают с шипами, царапают горло, но я все равно выталкиваю их наружу. С болью, с горечью, с невыразимым разочарованием.

– Дочка, я понимаю, как эта ситуация выглядит со стороны, но на деле все несколько иначе, – мама суетливо теребит край книжки. – Аврора Карловна болела. Тяжело болела много лет. Анвар никогда не бросал ее. Заботился, тратил уйму денег на то, чтобы облегчить ее муки. Она оставалась для него близким человеком, но их супружеская связь оборвалась уже очень давно. Анвар был одинок, ему нужен был друг, понимаешь?

– И этим другом, конечно, стала ты, – не удерживаюсь от едкой иронии.

– Да, Лер, поначалу мы просто дружили, – с жаром заверяет мама. – Часами напролет разговаривали по телефону, узнавали друг друга. А потом… Потом все так завертелось, что мы не смогли остановиться…

– Ты же знала, что он женат, мам, – выдыхаю с осуждением.

Роман матери с несвободным мужчиной никак не укладывается у меня в голове. С детства она виделась мне эталоном человечности, мудрости… И тут такой поворот! Ощущение, будто у меня розовые очки разбились. Причем стеклами внутрь.

– Знала, – она понурит голову. – Анвар никогда не скрывал ни Аврору, ни ее болезнь. Ему было тяжело. Очень. Глядя на ее страдания, он и сам страдал. Но шанса на выздоровление не было. Ни единого, Лер. Да, мы сблизились при ее жизни, но я не рушила их брак… Я лишь поддержала мужчину, которого люблю.

– Чем она болела? – допытываюсь я. – Неужели ей и правда нельзя было помочь?

– Боковой амиотрофический склероз. Медленно и неуклонно прогрессирующее заболевание центральной нервной системы. Эта патология не лечится, – мама трет виски и болезненно морщится. – С момента постановки диагноза и Аврора, и ее семья знали, что она умрет. Вопрос был лишь в сроках.

Замолкаю, обдумывая услышанное. На душе паршиво, словно туда ушат помоев вылили. Почему мама не рассказывала этого раньше? Не хотела ворошить болезненное прошлое? Или знала, что такую правду я не приму?

– Лер, – родительница протягивает по столу руку и ловит мои пальцы, – жизнь не делится только на черное и белое. В ней много полутонов. Да, судьба обошлась с Авророй Карловной крайне несправедливо, но в этом нет ничьей вины. Ни моей, ни Анвара. Так просто сложилось.

– Ты не должна была с ним встречаться, пока он состоял в браке, – настаиваю я. – Это нечестно, понимаешь? Ведь ты совсем не думала о ней. Не думала о чувствах Тимура, который знал, что его отец изменяет пока еще живой матери…

– Ну что ты, Лера, Тимур ничего не знал! Мы не афишировали наши отношения… Да и отношений-то толком не было. Так, редкие встречи…

– Ты всерьез думаешь, что он такой дурак? Что он ничего не понял, когда вы поженились спустя полгода после смерти его мамы?! – в приступе негодования выдергиваю свою ладонь из рук родительницы. – Мама, очнись, пожалуйста!

Она затравленно опускает взор. В глазах дрожащей пеленой застыли слезы. Ей стыдно, я вижу. Но какой толк в запоздалых сожалениях, если прошлого не изменить?

– Знаешь, сейчас все встало на свои места, – продолжаю я. – Теперь ясно, почему Тимур воспринял в штыки наше появление в этом доме. Неудивительно, что он меня ненавидит.

– Что? – мама вскидывает взгляд. – Тимур тебя ненавидит?

– А то ты не видишь! – всплескиваю руками. – Да он с первого дня отравляет мне жизнь!

– Дочка, – она испуганно вздрагивает. – У вас какие-то проблемы? Расскажи мне, я попробую помочь…

– Ты уже помогла, мама! – поднимаюсь на ноги, и стул за моей спиной с противным скрипом отъезжает назад. – Ой, как помогла! Теперь не знаю, как разгрести твою помощь…

Разворачиваюсь на пятках и торопливым шагом устремляюсь наверх, в свою комнату. Мама что-то говорит мне вслед, но я не реагирую. Продолжить диалог придется позже, сейчас я слишком взвинчена и зла.

Плюхаюсь на кровать и прячу лицо в подушку. Пробую представить себя на месте Тимура: папа только-только умер, а мама привела в дом чужого мужика с ребенком. Внутри все сжимается от обиды и непонимания. Гадко. Как же Анвар Эльдарович мог так поступить с собственным сыном?

Я не собираюсь оправдывать Тимура, но все же не могу не признать, что в свете последних новостей его поведение кажется… Более понятным, что ли. Вполне объяснимая неприязнь к моей матери автоматически перескочила на меня и под давлением неблагоприятных обстоятельств трансформировалась в жгучую ненависть.