Здесь, на Земле - Элис Хоффман Страница 35

— Я ведь тоже Купер, — произнесла она.

Когда до Джимми дошло наконец, что перед ним не кто иной, как дочь Ричарда Купера, он обнял ее, словно нашел пропавшую без вести внучку.

— Глазам своим не верю! — кричал, не успокаиваясь, пока к ним не подошла библиотекарь Инид Миллер — сообщить, что если он не угомонится, то будет вынужден уйти. Подумав, Гвен и Джимми Пэрриш так и поступили.

— А кем мне приходится покойная Белинда?

Они спускаются по каменным ступенькам библиотеки. У девушки полные руки взятых на абонементе книг, и потому ей удается лишь оттопырить локоть — чтобы Джимми Пэрриш мог схватиться, если, не дай бог, поскользнется на мокрой листве.

— Она твоя тетка. Старшая сестра твоего отца. Почитай, уж двенадцать лет, как умерла. А ее сын — она назвала его Купер — лет пять назад. Твои дед и бабка — несчастный случай, автокатастрофа — погибли на Чертовом Углу, так называют поворот с двадцать второго шоссе на ферму.

— Выходят, мы вымирающее племя?

— Ты последняя из Куперов. Никого из них, кроме тебя, уже нет на свете.

— Ага, теперь вся невезучесть Куперов на мне?

— Нет, нет. Ведь есть еще семья со стороны твоей матери.

Они дошли до «Синей птицы». Гвен открывает Джимми дверь. Тот страшно взбудоражен: мало того что отыскался человек, который его слушает, так еще и, судя по всему, с искренним интересом.

— Жив еще брат матери, Алан.

— Да, я слышала о нем.

Гвен вспоминаются слова Судьи.

— Он подчистую разорился после того, как умерла его жена.

— Ее, выходит, тоже нет в живых? Ну и дела.

Они усаживаются у стойки. Джимми внимательно изучает доску с перечислением фирменных блюд, хотя ассортимент в «Синей птице» неизменен: крабовый пирог с горчичным соусом, бекон с листом салата и помидором на ржаном хлебце да густой кукурузный суп.

— Мне чашку вашего супа, — извещает он Элисон Хартвиг, официантку (это ее мать работает в школьном буфете).

— Так что там с Аланом? — Допытывается Гвен, заказав диетическую ванилла-колу.

— Он, если без обиняков, «на дне». Никто никогда его не видит, сын же его, Хэнк, вырос на ферме… Ага, я тоже возьму себе кофе. Без молока, пожалуйста, — говорит он Элисон Хартвиг.

Гвен ошалело прокручивает услышанное в уме. Почему никто ей не сказал? Ведь это означает, что Хэнк не просто «в каком-то там колене родственник» (как он ей сообщил), а ее кузен! И что теперь? Их любовь — вне закона? В них будут тыкать пальнем, шушукаться за спиной?

— Видать, о лошадях ты знаешь больше, чем о собственной семье. — Джимми Пэрриш помешивает кофе.

— Вроде того, — роняет Гвен.

Подкатывает тошнота. Получается, у них с Хэнком с точки зрения наследственности почти наихудший вариант. Она не хочет быть его родственницей. Она хочет, чтобы между ними, в генах, не было ничего общего. А еще очень хочет стать взрослой — иметь свои планы на жизнь, без вмешательства со стороны.

— А я каталась на том коне с фермы. На Таро.

Ложка с супом застыла в руках Джимми.

— Тебе крупно повезло, малышка, что конь нынче не тот, что раньше, иначе лежать тебе сейчас на кладбище.

Гвен бредет домой сквозь холодный свет убывающего дня. За поворотом на грунтовку — Хэнк. Он ждет ее, сидя на каменной ограде.

— Ты не пришла к чаю, — произносит он, когда девушка садится рядом. — Пришлось съесть все испеченное твоей матерью печенье. Она у тебя славная.

— Не очень.

Гвен грохает между ними стопку библиотечных книг.

— Э-э… — Хэнк начинает понимать, что момент требует предельной осторожности. Гвен не на шутку расстроена, и он не может уловить, чем именно. — Я ведь был у вас всего-то полчаса. За такое малое время она вполне могла показаться славной.

— Мы — двоюродные брат и сестра. Ты знал об этом?

Хэнк, невидящим взглядом уткнувшись в книгу, перелистывает страницы. Несносно каркает севшая вблизи ворона.

— Знал?

Трава на полях уже желтая; белки, снуя, подбивают последние желуди. Достаточно взглянуть на Хэнка — и сказать: да, знал. Гвен горестно качает головой.

— Ты должен был сказать.

— Это не важно, — говорит он, — поэтому я и не говорил. То, что мы чувствуем, — вот что важно.

Гвен смотрит перед собой — лес, дубки да клены, — а затем вкладывает свою ладонь в ладонь Хэнка. Не все, конечно, такое одобрили бы, но ей уже на это наплевать. Хэнк обвивает девушку руками. Состоялось соглашение двух душ, скреплена судьба.

Чем она заслужила такого пария, ей никогда не опять. Может, она лучше, чем о себе думает. Может, есть на свете причина, почему ей посчастливилось встретить Хэнка. Они идут, держась за руки, через холм, минуя изгороди и старые деревья. С вершины открывается вид на всю ферму — море осенней позолоты и остатки летней зелени. За штакетником подъездной аллеи виднеется кусок дороги, ведущей на шоссе.

— Чертов Угол, — произносит Гвен.

Хэнк смеется.

— Кто это тебе нарассказывал?

— Да так, один парень в городе.

На шоссе сигналит пара лесовозов, небо вторит эхом.

— Какой еще парень? — холодеет Хэнк. Холлису удалось-таки зародить в нем сомнения и страх. — У тебя кто-то есть?

— Нет, конечно, — Гвен смешно представлять, что Хэнк ревнует к старику Пэрришу. — А как на счет тебя? С кем ты согласен быть до самой смерти?

— С тобой, — слышит девушка то, что больше всего хотела услышать. — Только с тобой.