Освобождение Атлантиды - Алисия Дэй Страница 34

Королева медленно двинулась вперед, попадая в поле зрения Кили, ее лицо было белым, как мел, то ли от шока, то ли от боли. Сначала она едва взглянула на Кили, но потом повернула голову, уставившись на раненое горло хозяйки Кили.

— Пожалуйста, — сказала королева едва слышным шепотом. — Теперь мы найдем целителя для тебя и Верховную Деву для этой женщины и ее ребенка.

Облегчение, усталость или все вместе, нахлынуло на Кили, все еще запертую в уме ее хозяйки, и ее незначительная власть над сознанием исчезла. Когда края комнаты стали погружаться в темноту, она упала, крутясь и вращаясь в вихре видения, которое определенно еще не закончилось.

За спиной Кили открылась дверь, она стояла в темной комнате, смотря вниз на запеленатого младенца в деревянной колыбели. Знакомый голос пробормотал приветствие. Королева.

Прядь серебристых волос упала на лицо Кили и это, и отсутствие боли дали ей понять, что теперь она уже не в теле той же самой женщины. Избавившись от ран и ужаса служанки, Кили теперь могла мыслить более четко.

Мать Джастиса. Эйбхлин, должно быть, мать Джастиса. Но где она? И в чьем теле Кили теперь? Слезы хлынули из ее глаз и сжали ее горло, когда нашла ответ в уме хозяйки.

Эйбхлин была при смерти. Роды были слишком тяжелыми. Больше ничего нельзя было сделать, только молиться.

Волна горя и жалости накрыла Кили, когда она посмотрела вниз на изгиб тонкой, крошечной ручки младенца, его пальчики изгибались как хрупкая актиния. Это должно быть Джастис. Не удивительно, что у него такие повреждения, с таким началом как у него.

— Верховная Дева, — сказала королева, входя в комнату. Она держала свечу, и свет пламени осветил ярко синие волосы спящего малыша.

— Как ребенок?

Кили поняла, что Верховная Дева была она/они, когда ее хозяйка ответила на вопрос.

— С ним все хорошо, Ваше Величество. Но мать … боюсь, не в моей власти исцелить ее.

Королева повернулась лицом к Кили. Она держала голову высоко, спокойная решимость в каждой черточке ее лица, она заговорила мягко, но с определенной целью.

— Хоть эта женщина Нереида познала моего мужа из-за мерзких манипуляций Анубизы, я не желаю причинять ей вред. Пожалуйста, сделай все, что сможешь, чтобы исцелить ее. Для меня и для этого ребенка, который ни в чем не виноват.

— А если она не выживет? Она очень больна, а у нас в Храме уже не одну тысячу лет не было Певчей драгоценных камней. Легенды гласят, что Певчая драгоценных камней может вызвать силу самой богини, чтобы исцелить более сильную, чем может даже Верховная Дева.

— Тогда я воспитаю его сама, как своего собственного ребенка, — сказала королева, в ее глазах была опустошающая боль, но они все еще оставались сухими. — В нем течет кровь моего мужа, он брат моего сына Конлана и любого другого будущего ребенка, которого я могу родить. Могу ли я сделать меньше?

— Сможете ли Вы любить этого ребенка? — спросила Кили, про себя отмечая смелость Верховной Девы, посмевшей задать королеве такой вопрос. — Он заслуживает, чтобы его любили, чтобы его не заставляли чувствовать себя нежеланным.

— Я буду любить его, — твердо ответила королева, будто пытаясь убедить саму себя. — Я должна любить его.

Малыш сонно открыл глазки и посмотрел на Кили. Она протянула руку, чтобы прикоснуться к его щечке, и упала, погружаясь обратно в темноту.

Видения приходили все быстрее и быстрее; одно за другим. Короткие отрывки воспоминаний, которые собрал меч за свое долгое существование. К счастью Кили наблюдала за всем этим как свидетель, когда ее перекидывало от одного момента к другому.

Тронный зал.

— Он не должен знать, — сказал король мужчине и женщине, которая смотрела вниз на ребенка у себя в руках, вне себя от радости. — Он никогда не должен узнать.

Когда они согласились, слова спешно падали друг за другом. Королева стояла позади своего мужа, по ее лицу струились слезы.

Скалистый берег, середина грозы.

Волны обрушивались на скалы, король стоял один, его силуэт выделялся на фоне разрисованного бурей неба. Голос, каким-то образом больше и громче волн, окружал его.

— Ты должен сказать ему. Его будут звать Джастис, и он будет служить напоминанием несправедливости, которой всё закончится, если Анубизе удастся расширить свою власть на людскую расу.

Король склонил голову, сжав кулаки.

— Я не могу ему сказать. Я не могу рисковать своими сыновьями, если враги моих сыновей, узнают о его существовании.

Голос, снова. Голос, который Кили откуда-то знала — хотя, было невозможно, чтобы она его знала, было невозможно, что это была правда — что это голос морского бога.

Посейдон.

— Не бросай мне вызов в этом вопросе. Ты скажешь ему, как я приказал. Я наложил на него проклятие, он проклят никогда не раскрывать обстоятельства своего рождения, иначе ему придется убить каждого, кто его услышит.

— Значит, ты создал чудовище и убийцу, — выкрикнул король, направляя свой меч — меч — на волны.

— Нет, — прогремел бог. — Я создал оружие, какого никогда еще так не затачивали для сражения. Он будет служить твоим сыновьям и будет служить моему правосудию. Когда ему исполнится десять лет, ты отдашь ему свой меч и переименуешь его в Ярость Посейдона, чтобы гарантировать, что моя ярость из-за обращения Анубизы с моим избранным королем никогда не будет забыта.

Над волнами сверкнула молния, и темная фигура метнулась сквозь воду к берегу, но прежде чем Кили успела хоть мельком ее увидеть, она вновь упала во тьму.

На улице, перед маленьким домиком.

Маленький мальчик с синими волосами посмотрел на короля, на его лице отразилось замешательство, потом посмотрел на меч в своих руках, вложенный в ножны.

— Но, я не понимаю, Ваше Величество. Почему Вы отдаете мне свой меч?

Король посмотрел на него без выражения какой-либо нежности на лице.

— Мне надо кое-что тебе рассказать …

И Кили упала.

Скручиваясь, поворачиваясь и кружась сквозь столетия, Кили попадала из видения в видение. Единственной константой был Джастис, меняющийся из ребенка в мужчину, закаленного воина, всегда с мечом, либо закрепленным у него за спиной, либо используемым в битве. Битва за битвой. Отчаянное сражение за отчаянным сражением. Вампиры и оборотни, все имеющие цель поработить или съесть людей.

Всех их победил Джастис, владеющий Яростью Посейдона.

Кили упала, и падала, и падала в бесконечное видение. Видение, завернутое в видение, кровавая битва за кровавой битвой, пока она не могла уже вспомнить ничего кроме резни, боли и смерти.

Но она начинала узнавать его — о, да, она начинала узнавать этого дикого мужчину, который ее похитил. Мука, жившая глубоко внутри него. Одиночество. Горечь от столетий жизни в качестве оружия в руках сердитого бога, ищущего мести.