Блондинки от "Бергдорф" - Плам Сайкс Страница 34

Я была tres счастлива, что мой маленький план с адвилом не сработал. Весь ужин Эдуардо цитировал Пруста. Представьте что-нибудь более интеллектуально стимулирующее, чем мужчина, шепчущий: «II n'ya rien comme le desir pour erapecher les choses qu'on dit d'avoir aucune ressemblance avec ce qu'on dans la pensee» [49], — за бокалом «Шато Лафит», чей возраст превышает ваш. И пусть мой не вполне хороший французский не дотягивал до понимания фразы, я воображала, как все было бы романтично, если бы я поняла принца.

— Джузеппе, — сказал Эдуардо водителю, когда мы вышли из ресторана и сели в машину, — пожалуйста, вези нас домой.

Как я поведала потом Джулии, суперрасстроенной тем, что не нашла меня наутро в «Ритце», у меня и в мыслях не было, что «дом» — это фамильное палаццо на берегах озера Комо. Всю дорогу от Парижа до Комо, а это около восьмисот километров, Эдуардо целовал меня, как взбесившийся демон, и хотя дорога должна была занять часов восемь, с таким водителем, как Джузеппе, мы оказались на месте через пять. Надеюсь, никогда больше не сяду к нему в машину. Вовсе не обязательно мчаться со скоростью выше ста восьмидесяти пяти километров в час.

Думаю, на этот раз я встретила почти идеального мужчину. Кашемира от Мало на нем было больше, чем на стаде горных козлов. Мамочка Эдуардо когда-то была голливудской актрисой, а отец стал бы королем Савойским, если бы там не сменился строй. Обычно итальянским королевским семьям въезд в Италию запрещен, но правительство так боготворило мамочку Эдуардо, что издало специальное разрешение, позволяющее самому Эдуардо передвигаться, как ему вздумается. Он изучал французскую литературу в Беннингтоне и жил в Нью-Йорке, «работая на семью», что бы это ни означало. Я не допытывалась, поскольку видела «Крестного отца», и все такое; кроме того, итальянцев не принято спрашивать, каким образом они добывают деньга.

Внутри палаццо было лучше, чем «Фрик» [50]. Похоже, я жила только ради старинной кровати с четырьмя столбиками, в которой проснулась на следующее утро. Представляете, она была задрапирована в итальянские кружева! Точно такие, как на корсетах «Дольче и Габбана»! Ставни были открыты, поэтому я видела озеро и горы вдали, все в сочных синих тонах, как в цветном кино. Неудивительно, что в Шотландии итальянцев днем с огнем не сыщешь.

Меня потряс такой поворот событий. Жизнь вдруг переменилась. То есть я жива, избежала неприятной сцены разрыва Джулии и Чарли, причем не по собственной вине, и сейчас завтракала в постели дворца, по сравнению с которым «Ритц» выглядел как «Мариотт маркиз». Куда бы вы ни бросили взор, тут же появлялся дворецкий в черной куртке и белых перчатках; он подносил вам свежеиспеченное миндальное пирожное или что-то такое же восхитительное. Даже не верится, насколько лучше я себя чувствовала! Кто мог предполагать, что через тридцать шесть часов ты полностью оправишься после попытки самоубийства? Да это легче, чем упасть с обрыва!

Я подумала, что непременно должна послать открытку девушкам в Нью-Йорк. Им необходимо узнать об этом.

Мы отправились в местную деревню кое-что купить, но не успели выйти из дома, как появились два загорелых дочерна итальянца в солнечных очках, оба в синих куртках-«пилотах» и темных брюках. На обоих были наушники. Выглядели они такими здоровыми, что, клянусь, наверняка провели всю жизнь в тренажерном зале «Кранч» на Восточной Тринадцатой улице. Должно быть, телохранители! Как шикарно иметь тех, кто защищает тебя! Разумеется, я вела себя супер-пупер равнодушно: не хотела, чтобы Эдуардо знал, как я потрясена появлением секьюрити, поэтому просто бросила обоим ciao [51], словно хотела сказать: «У всех, кого я знаю, есть вооруженная стража».