Тысяча и один день - Рената Тревор Страница 34

Говард не знал, чего следует ожидать, когда, закончив пробежку, вошел в парадное дома Синди. Вообще-то ему хотелось избежать встречи с ее матерью. Было бы лучше сразу отправиться на работу, где и в выходной день было чем заняться. Он твердил себе, что надо дать обеим женщинам больше времени, чтобы те вдоволь наговорились.

Возможно, так же именно сегодня не стоило выяснять отношения с Синди. Утро, когда вдруг ни с того ни с сего к ним нагрянула ее мать, теперь уже представлялось Говарду не самым удачным временем для романтических разговоров.

Он пробежал миль десять, но изумление на лице Нэнси Хауэлл все еще держалось в памяти. Преодолей он даже марафонскую дистанцию, ему и тогда не удалось бы отогнать от себя эти мысли.

Говард был терпелив и мог потратить сколько угодно времени, чтобы убедить Синди в том, что отношения между ними серьезны. А что она предпримет теперь, когда он уже сказал самые главные слова? Какое примет решение? Может быть, его признание, наоборот, подстегнет женщину к тому, чтобы поскорее расстаться с ним? Возьмет да скажет ему, что не собирается выходить замуж или что-нибудь в этом роде? Нет, пожалуй, с признанием не стоило торопиться. Ведь сейчас все было и без того замечательно! Но, черт побери, он любит ее! Почему же в таком случае не говорить Синди о своих чувствах тогда, когда ему захочется. Он бы мог повторять ей это тысячу раз в день.

Кроме того, сокровенным желанием Говарда было услышать ответные слова любви. Ему казалось, что она испытывает к нему такие же сильные чувства. И он с добродушной улыбкой наблюдал за ее переживаниями по поводу пугающей серьезности их отношений. Уже то, что женщина согласилась распахнуть перед ним двери своего дома и разделить с ним постель, говорило о том, что она к нему неравнодушна. Но он желал гораздо большего. Ему хотелось знать наверняка, что его любят.

Так что же вы теперь предпримете, мистер Маккоун? — подумалось ему.

Сакраментальные слова были произнесены, их не заберешь обратно. Да он и хотел этого. Пожалуй, сейчас у них была единственная возможность перейти к следующему этапу отношений. Синди теперь знает, что может доверять ему. И наступила ее очередь поведать о своих чувствах. Говард не собирался позволять ей вновь уйти в себя и скрыться на собственном, невидимом для посторонних глаз, островке безопасности.

А что если эта удивительная женщина скажет, что их отношения продолжаться больше не могут? Внезапная мысль остановила его, но лишь на секунду. Будь, что будет, решил он, но теперь ей не отвертеться от серьезного разговора.

Говард открыл дверь квартиры и по царившей в ней тишине понял, что мать Синди уже ушла. Окна в гостиной оказались занавешенными, и солнечные лучи не попадали сюда. Комнату заливал мягкий мерцающий свет десятков зажженных свечей. Ему и в голову не могло прийти, что Синди любила свечи. А между тем получалось, что у нее где-то был припрятан их изрядный запас. Это немного сбило с толку мужчину, он вдруг осознал, что еще очень многого не знает о своей любимой. Однако пауза затянулась. Говарду хотелось, чтобы Синди продолжала преподносить сюрпризы.

Теперь надо только отыскать ее саму. А что это за подушки разложены посреди комнаты?

— Синди?

Ему показалось, что послышался какой-то приглушенный звук, явно раздавшийся откуда-то сверху. Он двинулся к лестнице.

— Не подходи, — тревожно воскликнула невидимая Синди, когда его рука легла на перила.

— Ладно, — ответил он, остановившись.

— Почему бы тебе сначала не принять душ? — предложила она.

Ее голос звучал почти панически. Говард легонько прикусил губу, сдерживая улыбку. Что задумала его милая?

— Хорошо. Только сбрось мне, какую-нибудь чистую одежду.

— Просто отправляйся в душ, и все. Пожалуйста! — Голос Синди прозвучал уже более настойчиво.

— Есть, мэм! Все, что только захотите, — бодро ответил он.

Что ж, что бы ни происходило, пусть она потешится немного. У нее будет такая возможность. Он вошел в нижнюю ванную комнату, разделся и встал под теплые струи душа. Но едва успел намылиться, как в дверь тихонько постучали.

— Ты уже закончил? — послышался тихий голос Синди.

Похоже, ее что-то слишком взволновало, решил он. Оставалось лишь надеяться, что ничего страшного с ней не случилось. Она редко подвергалась панике, разве что в тех исключительных случаях, когда что-то уж слишком неожиданно лишало ее психологического равновесия. Их довольно ровные отношения явно не могли спровоцировать стресс. Он прикладывал к этому все силы: был внимателен, добр, отзывчив и терпим во всем до самых мелочей.

— Говард?

— Иду, иду! — отозвался он, быстро обдавая себя мощным потоком воды. Потом, закрыв кран, наскоро вытерся, обмотал полотенце вокруг пояса, поскольку под рукой все равно не было чистой одежды. И уже готовился выйти из ванной, когда ручка повернулась, и туда вошла Синди.

— Закрой глаза, — почти приказала она, не дав ему произнести ни слова. А затем выключила свет.

Он послушался и выполнил ее просьбу, но все-таки спросил:

— Что здесь происходит?

— Ты похищен.

— Что?

— Пожалуйста, помолчи. Нагни голову, чтобы я могла завязать тебе глаза.

— Рассчитываешь, чтобы я еще и помогал своей похитительнице? — насмешливо спросил он.

— Говард!

Он улыбнулся в темноте и согнул колени, чтобы женщина могла дотянуться до его головы.

— Я получу хоть какую-нибудь одежду?

— Не припомню, чтобы у меня в свое время была такая возможность.

Глаза Говарда загорелись озорным огнем. Он хотел было напомнить ей о свадебном платье Пэтти, которое она натянула на себя на заднем сиденье седана, но решил все же, что будет благоразумнее промолчать об этом. Так, значит, Синди затеяла своеобразную месть! Это игра ему определенно нравилась. Но каков будет финал?

— Могу я спросить, куда ты поведешь меня?

Синди немного повозилась с куском материи, пока, наконец не завязала ее у Говарда на затылке.

— Совсем недалеко. Тебе придется побыть заложником.

Говард выпрямился, вполне осознавая, что он стоит перед ней почти голый, с завязанными глазами, да и свет в ванной выключен. Ясно было одно: рядом женщина, которая, видимо, затеяла какой-то любовный обряд. Мысль об этом не давала покоя и действовала возбуждающе.