Искусство порока - Мишель Маркос Страница 34

— Это ложь.

— Увы, это правда, — возразил он и подошел к ней. — Вы обманщица, мошенница и лгунья. Судья признает вас виновной в том, что вы работали, пользуясь именем графини Кавендиш, без ее разрешения. Такое преступление карается смертной казнью через повешение.

— Чушь! Графиня Кавендиш будет польщена.

Он усмехнулся:

— Ошибаетесь, он не будет.

— Он? Кто?

Маршалл обошел ее, перекрыв выход.

— Хочу кое-что сообщить. На самом деле графиня Кавендиш — это достаточно озлобленный старик, ополчившийся против всего женского пола. Я сегодня утром встречался с ним. Он написал эту книгу, чтобы доказать, что женщины не просто глупы, но что у них вообще нет мозгов. И после того как я познакомился с тем, как вы руководите этой так называемой школой, я склонен согласиться с ним.

— Это невозможно. Я вам не верю.

— Кингстон-Лодж, Шепардс-Грин, Суррей. Не стесняйтесь. Нанесите ему визит.

Атина начала ходить по комнате, сжимая в кулаке письмо.

— Мне следует взять эту книгу и стукнуть ею этого человека по башке!

— Минуточку, моя маленькая лицемерка, — сказал он, взяв ее за локоть, чтобы она перестала метаться. — Прежде чем вы потребуете возмездия для этого человека, который успел обмануть вас до того, как вы обманули остальных, будьте так добры объяснить мне, что вообще заставило вас навязать другим «учение» графини.

— Вам я ничего не обязана объяснять.

— Черта с два! Это было просто прикрытием для уроков на тему «как стать дамой полусвета»?

Атина выпрямилась.

— Во-первых, эти уроки — это практические занятия на тему взаимоотношения полов. А во-вторых, возможно, я и просвещала своих учениц в области сексуальных проблем, но я по крайней мере вооружала их знанием окружающего мира… Того мира, где мужу разрешено немного развлечься на стороне, а жена, позволившая себе нечто подобное, будет осуждена и жестоко наказана. Я должна была научить их тому, что им не надо сидеть в своем доме в уголке, словно серой мышке, и ждать, когда их мужья вернутся от своих содержанок. Мне надо было научить жен, как вырвать своих мужей из объятий любовниц.

— Вам надо было учить их стать индивидуальностями, а не гаремом соблазнительниц. — Маршалл вспомнил, в чем ему призналась Эстер. — Секс удерживает мужчину лишь недолгое время. Мужчине нужен компаньон, друг, жена и любовь. Неужели вы настолько плохо информированы, что не понимаете, чего желаем мы?

Атина тяжело дышала. Ее грудь то вздымалась, то опускалась над вырезом платья.

— Мужчине нужна опытная любовница, — выпалила она.

— Да, Атина, но не такая, которую выучили в какой-то школе. Если женщина должна знать, как ублажать мужчину, я хочу, чтобы она научилась этому в моей постели со мной.

— Не смешите меня. Не научись я ублажать мужчину, он вообще не заметил бы меня.

От ревности у Маршалла потемнел взгляд.

— Глупышка. Что бы вы ни делали, Кельвин Бредертон не захочет, чтобы вы к нему вернулись.

Серьезность была стерта с ее лица словно невидимой рукой. Однако шок очень быстро сменился яростью.

— Неужели? Вот, смотрите! — воскликнула она, швырнув ему в лицо измятый лист бумаги. — Убедитесь сами! И кто из нас после этого глуп?

Он поднял с пола бумагу.

— Что это?

— Письмо от Кельвина Бредертона, в котором он просит у меня прощения и снова предлагает мне руку и сердце. Он хочет официально объявить об этом при первой же возможности. Что вы об этом думаете?

Он явно был в растерянности. Нахмурив брови, он прочел письмо.

— Ха! Съели? — Она проглотила слезы. — И где теперь ваша пламенная речь в защиту мужчин? Вы встаете в позу и похваляетесь тем, как много вы знаете о любви и ухаживании, а на самом деле вы сами обманщик.

Все было именно так, как она сказала. Бредертон опять делал ей предложение. Маршалл должен был бы быть счастлив за нее, но почему-то не был. Мысль о том, что Атина может стать женой какого-то другого мужчины, вызвала у него тревогу, которую он был не в состоянии превозмочь. Однако его беспокоило что-то еще, что имело отношение не к нему, а к ней.

— А он вас любит, Атина?

Выражение ее лица изменилось.

— Что?

Он протянул ей смятый листок.

— Где он говорит, как сильно он вас любит? Об этом в письме нет ни слова.

Она выхватила у него письмо и начала его перечитывать.

— Я… он… Это само собой разумеется.

— Неужели? Или предложения руки для вас достаточно?

Она молчала.

Маршалл покачал головой и пожал плечами:

— Он одержал над вами верх с помощью всего нескольких слов.

— Неправда. Он любит меня.

— Вы в этом уверены?

— Иначе зачем он… — Она не договорила.

— Иначе зачем он что? Бредертон не способен выразить свою любовь даже в словах. А вы считаете, что он должен любить вас, поскольку хочет жениться?

Она все еще не отрывала глаз от письма, но на ее лице появилось выражение, которого он никогда не видел. Ранимость. Незащищенность.

— Он любит меня, потому что я стала той женщиной, которую он хотел.

Он постарался не думать о том, что скрывается за этими словами, и сказал:

— Почему вы себя так низко цените? Атина, неужели вы не понимаете, что сколько бы у вас ни было недостатков — будь их хоть легион, — вы достойны всего того, что может дать мужчина, и гораздо больше? Вам незачем покупать его любовь ни игривыми словами, ни незаметными для посторонних глаз прикосновениями. Вы уже достойны.

Глаза ее наполнились слезами.

Он поднял пальцами ее лицо, и его поразил и ранил взгляд ее глаз, в них была мольба о правде. Ему было жаль, что ей пришлось столкнуться со столь бессовестными мужчинами. В глубине ее зеленых глаз он увидел выражение юной девушки, чье сердце разрывалось от разочарования. Ему захотелось восстановить ее доверие к мужчинам. Захотелось вернуть надежду этому задумчивому молодому лицу.

Опустив голову, он медленно приблизил губы к ее губам. Если у нее хватит смелости снова поверить, он покажет ей, что это того стоило.