Время расставания - Тереза Ревэй Страница 33

Когда похоронили ее мужа, Старшой спросил у Анны, не собирается ли она перебраться в город. Он полагал, что жизнь в тайге слишком сурова для одинокой женщины. Но Анна отказалась покинуть небольшое селение, состоящее всего из нескольких дворов, то место, где она в течение пяти лет была счастлива с Павлом Алексеевым. От их хутора было две недели хода до Ивделя, где заканчивалась железнодорожная ветка, а затем еще два дня поездом до Перми. Анна любила бродить в городе по улицам, заходить в магазины, но она чувствовала себя там чужой.

После свадьбы Павел Алексеев свозил ее в Санкт-Петербург. Белыми летними ночами они гуляли вдоль набережных Невы. Сибирячка восхищалась элегантными женщинами, одетыми в шелка и кружева, великолепными зданиями с коваными балконами и высокими окнами, широкими проспектами, по которым, дребезжа, сновали электрические трамваи. Ее забавляла столичная суета, но уже через неделю, утомленная этой суетной жизнью, она была рада вернуться домой.

Ее отец, казачий офицер, один из потомков тех крестьян-воителей, которые никогда не знали крепостной зависимости и охраняли границы Империи, был осужден на каторжные работы, а затем отправлен на поселение в Сибирь. Его жена последовала за ним. После освобождения отца они обосновались в деревне, где этот образованный человек сам заботился о воспитании своих троих детей. Вечерами он рассказывал им историю края, красочно описывая покорение Сибири Ермаком, что произошло еще во времена царствования Ивана Грозного. Он говорил о том, как казаки сокрушили орды татар, открыв дорогу русским купцам, посланным предприимчивыми Строгановыми, стремящимися завладеть запасами соли, золота, серебра, железа и мехов, которыми была богата эта необъятная земля.

Заблудившаяся в воспоминаниях, Анна не сразу поняла, что незнакомец выбрался из своего кошмара. Она вздрогнула, осознав, что на нее устремлен внимательный взгляд голубых глаз. Растерявшаяся женщина устыдилась того, что лежит поверх мужчины, и быстро извинилась: «Я очень сожалею, но вы видели дурной сон». Он коснулся рукой ее опухшей щеки, в его глазах читался немой вопрос. «Это пустяки, — запинаясь, пробормотала Анна. — Вы не нарочно». И тогда он прошептал испуганно, срывающимся голосом: «Я… сожалею…» «Так вы можете разговаривать! А я-то думала, что вы немой. Кто вы? Как вас зовут?» «Я не знаю», — тихо сказал мужчина. «Не беспокойтесь, вы вспомните позже, я в этом уверена», — заверила его Анна, смущенная тоской, прозвучавшей в голосе мужчины.

Мужчина рассматривал темные миндалевидные глаза своей спасительницы, выступающие скулы, выпуклый лоб, на котором тонкой полоской выделялся шрам, полученный еще в детстве. Это ветка березы хлестнула малышку Анну по лицу, когда она бегала по лесу. Незнакомец погладил непокорную прядь волос, выбившуюся из косы, а когда Анна захотела встать, притянул ее к себе.

В ту ночь они стали любовниками. На следующий день он попросил ее руки. Анна решила, что ее возлюбленный сошел с ума, но он настаивал: она спасла ему жизнь, и он не допустит ее позора. В течение долгих недель вдова отказывала мужчине, ссылаясь на то, что, возможно, ее гость уже женат, — ведь он не знает этого наверняка, — уверяя, что она больше не хочет замуж. «А если ты забеременеешь?» — «Это невозможно, я прожила с мужем пять лет, но у нас так и не было детей».

Маленькая Таня родилась третьего ноября. Гордый отец взял малютку на руки сразу после рождения, его сердце сжималось от радости и любви к этой крохе. Точно так же он держал ее на руках тремя с половиною годами позже, когда девочка из последних сил боролась с болезнью и ее маленькое тело сотрясала жестокая лихорадка.

Ни отвары, приготовленные матерью, ни купания в ледяной реке с отцом, призванные сбить жар, не спасли ребенка. Ее черные глазки стали мутными. «Папа, позволь мне уйти», — попросила она.

Ошалевший от удушающей жары, спертого воздуха, напоенного жужжанием слепней и комаров, с мертвой дочерью на руках, обезумевший от боли и гнева, Леон Фонтеруа понял, что никогда не покинет сибирскую землю, в которой отныне будет покоиться его ребенок.

Анна оказалась права: память постепенно возвращалась к нему, и эти озарения сопровождались страшной головной болью. Звуки, запахи, события сменяли друг друга, словно в калейдоскопе, и в его голове, как по волшебству, восстанавливались целые отрывки его прежней жизни.

Этими драгоценными воспоминаниями Леон поделился лишь с Анной и Старшим. Так молодая женщина с облегчением узнала, что ее возлюбленный не женат. Мужчина частично обрел былую жизнерадостность, но с памятью вернулись и тревоги. Что сталось с его родителями, Андре? Вне всякого сомнения, они думают, что он умер. Европу сотрясала страшная война, и Леон стыдился, что не смог принять участия в военных действиях. «Ты не в том состоянии, чтобы сражаться, — заявил Старшой. — Твой долг — находиться рядом с женой и дочерью. Ты нужен нам здесь, теперь, когда ты стал настоящим охотником».

Покалеченная нога, приступы нестерпимой головной боли, накатывающие в самые неподходящие моменты, — Леон прекрасно понимал, что он неспособен участвовать в боях. Он смирился. Старшой посоветовал французу взять имя одинокого охотника, который только что скончался: ему было приблизительно столько же лет, что и Леону. Все четыре семьи, жившие на хуторе, знали, что спасенный взял себе имя их товарища, но никто, за исключением Анны, Старшого и здоровяка Григория Ильича, ставшего другом и доверенным лицом младшего Фонтеруа, даже и не догадывался, что к чужаку вернулась память. И эту тайну, как и многие другие тайны мира, поглотили туманы тайги. Год за годом Иван Михайлович Волков вытеснял Леона Фонтеруа, который постепенно и сам забыл, кем он был на самом деле. После смерти дочери он, так стремившийся вернуть свои воспоминания, предпочел стать другим человеком, мужем Анны и отцом Сергея, который родился в декабре 1918 года. Последнее событие еще больше привязало Ивана Михайловича к этой далекой земле. Со временем, глядя в зеркало, бывший Леон Фонтеруа видел именно то, что хотел: высокого охотника-сибиряка с голубыми глазами и светлой густой бородой.

Однажды в сопровождении своих друзей Иван отправился в ближайшую деревню, находящуюся в четырех днях пути от их хутора, чтобы сделать необходимые покупки. На площади у церкви они столкнулись с народным комиссаром, посланником нового большевистского правительства.

Мужчина в круглых очках и рваной гимнастерке уже видеть не мог облака мошкары и проклинаемых им невежественных крестьян. Плюс ко всему его терзала сильнейшая боль в желудке, и комиссар не испытывал никакого желания организовывать очередные выборы вожака местной партийной ячейки. Он мечтал лишь об одном: поскорее вернуться в город, раздобыть бутылку водки и пригласить в гости сговорчивую девицу — в общем, вновь обрести блага цивилизации. Именно поэтому большевик доверился своему инстинкту. Так как Иван Михайлович возвышался почти на голову над своими угрюмыми сотоварищами, а его взгляд отличался незамутненной чистотой, комиссар назначил француза руководителем партийной ячейки, в которую должны были войти жители пяти хуторов, разбросанных по непроходимой тайге. Представитель власти вручил Ивану Михайловичу красную звезду, которую следовало пришить к фуражке, и одобряюще похлопал его по плечу, приказав явиться на партийное собрание, которое должно было состояться через две недели в ближнем городке. Хотя можно ли было назвать городом это забытое всеми местечко? Затем, под бесстрастными взглядами враждебно настроенных жителей деревни, комиссар собрал свои бумаги, отдал последние распоряжения и скрылся в облаках пыли, поднятых его военным автомобилем.