Время расставания - Тереза Ревэй Страница 32

Вначале боль была столь сильной, что он то и дело терял сознание. Анна готовила отвар из горьких растений, который погружал его измученное тело в благословленный сон, лишенный сновидений, сон, из которого ему не хотелось возвращаться.

Сломанная в нескольких местах правая нога, переломанные ребра, раны на лице, торсе, руках… глубокая рана на голове… Позднее Анна рассказала ему, что ужаснулась, когда увидела кровавое месиво вместо тела, когда его принесли соседи. «Ты был скорее мертв, чем жив! Я даже отругала их, спрашивая, зачем они привезли тебя. Плюс ко всему тебя так растрясло в тарантасе, что уже одна эта тряска могла тебя прикончить! Но они ответили мне, что если бы ты отдал Богу душу по дороге, то они похоронили бы тебя на обочине, но каким-то чудом ты выжил. И в этом они усмотрели Десницу Божью». И Анна рассмеялась — лукаво, заразительно, так, что перехватывало горло, — заставляя улыбаться всех окружающих. Да, он выжил, но его выздоровление шло медленно, к тому же он полностью потерял память. Когда Иван Михайлович смог наконец подняться, на улице уже хозяйничала зима. Тогда Анна рассказала ему о том трагическом происшествии.

Его обнаружили в конце августа в поезде, на который напали беглые каторжники. Ивановские охотники возвращались с ежегодной ярмарки, проходившей в Нижнем Новгороде. У всех было отличное настроение: охотникам удалось сбыть всю пушнину, причем по хорошей цене. Крупные лошади шли рысью, тянув за собой телеги, груженные походными печками, кастрюлями, посудой, ящиками с порохом и патронами и, конечно же, разноцветными тканями и чеканными серебряными украшениями для любимых жен.

Внезапно их верные спутницы лайки — эти выносливые собаки с примесью волчьей крови, умелые охотники на белок и соболей, — принялись угрожающе рычать. Люди, решившие, что где-то поблизости притаились волки, похватали ружья.

За кедрами охотники обнаружили остановившийся поезд, множество трупов, валявшихся вокруг, а также развороченные чемоданы. Сжав оружие в руках, они прошли по вагонам в надежде обнаружить хоть кого-нибудь выжившего. Ком подступал к горлу, когда мужчины смотрели на лужи крови и гниющие останки: стоявшая жара ускорила разложение тел. Охотники были потрясены жестокостью людей, устроивших эту резню, они ошалели от жужжания блестящих жирных мух, слетевшихся на запах крови и нечистот. Мухи не улетали даже при приближении охотников.

С трудом справляясь с приступами тошноты, мужчины смотрели на полураздетые тела пассажирок, на их порванные кофточки и задранные юбки, обнажающие окровавленные бедра. Белизна ног некоторых мертвых женщин казалась чем-то невыносимо неприличным. Только Старшой, бормоча сквозь зубы молитвы и ругательства, отважился подойти к мертвецам, чтобы закрыть им веки. Товарищи торопили его с отъездом, но мужчина внимательно вглядывался в лица жертв и внезапно заметил, что один раненый еще дышит.

Этот человек лежал в коридоре вагона первого класса. У него украли все ценные вещи, документы, портфель, часы и даже запонки. Красная лента на шее свидетельствовала о том, что кто-то сорвал с него медаль.

Старшой принялся давать указания. Охотники подняли окровавленное тело и перенесли его на телегу. Затем, щелкая языками, они созвали собак и в глубоком молчании поехали прочь, торопясь оставить это гибельное место, провонявшееся смертью. Скоро в поисках пропавшего поезда прибудут представители местных властей, а охотникам ни к чему были ненужные вопросы. Они знали, что многие люди из руководства отличаются жадностью, мелочностью и некомпетентностью и могут доставить массу хлопот простым людям, на которых смотрят свысока. Но не бросать же умирать незнакомого барина! Они просто обязаны были попытаться его спасти. Конечно, никто даже не заикнулся о том, чтобы задержаться и вырыть могилы для несчастных погибших: охотники боялись, что если их застанут за этим занятием, то обвинят в грабеже и разбое, но вот увезти с собой раненого…

Вот так десять дней спустя Анна Федоровна получила этот страшный «подарок» — умирающего мужчину, который каким-то чудом не скончался при перевозке. Молодая вдова всплеснула руками, однако, не раздумывая, принялась хлопотать вокруг пострадавшего. Она промыла и перевязала загноившиеся раны, а затем призвала на помощь все свои знания и умения знахарки, чтобы вернуть незнакомца к жизни.

Слушая рассказ Анны, Иван, будто наяву, ощущал запах пороха и крови, слышал крики насилуемых женщин, хрипы умирающих. Он смутно припоминал озверевших грабителей, одетых в бесформенные темно-серые робы… круглые шапочки каторжников на бритых головах. Что это было: кошмар, порожденный рассказами Анны, или же жестокая реальность?

Одна неделя сменяла другую, и спасенный мужчина постепенно окреп и даже начал принимать участие в повседневной жизни Иваново. Незнакомец удивил жителей хутора своими повадками бывалого охотника. Он умело снимал шкуру с тушки, ловко очищал ее от жира, натягивал на раму для сушки. Довольные тем, что у них появился новый помощник, охотники даже доверили Ивану обработку необычайно ценных шкурок бобров, чей мех казался почти черным.

Анна привыкла к присутствию этого молчаливого человека с замашками барина, но всегда удивлялась, когда он ловко справлялся с самой грязной работой — не хуже простого охотника. Мужчина отрастил бороду и, облачившись в одежду, подаренную новыми товарищами, и сам стал походить на исконных сибиряков. Незнакомец продолжал молчать, но каждый знал, что он понимает русский язык, так как реагирует на слова хуторян.

Однажды ночью, через шесть месяцев после того как раненый появился в поселке, Анна проснулась, сначала не сообразив, что же вырвало ее из глубокого сна. Мужчина громко стонал, по всей видимости, он находился во власти кошмаров. Женщина накинула кацавейку и зажгла керосиновую лампу. От печи шло мягкое тепло. Лампадка в красном углу освещала безмятежный лик Богородицы с Младенцем.

Потное, мертвенно-бледное лицо, сжатые кулаки — мужчина метался в постели, выкрикивая какие-то непонятные фразы. Чтобы разбудить спящего, Анна положила руку ему на плечо. Но спасенный стал отбиваться, как будто защищал свою жизнь, и ударил ее кулаком по лицу. Женщина упала навзничь, ударившись об стол. Взбешенная, она вскочила на ноги, думая о том, что завтра у нее на лице будет красоваться отменный синяк.

«Хватит, успокойтесь!» — тщетно кричала Анна: кошмар не желал отпускать свою жертву. Тогда она навалилась на больного всем телом, одновременно пытаясь увернуться от ударов его кулаков. Мужчина продолжал отбиваться, но его силы таяли. «Проснитесь!» — требовала она, а спящий бился головой о подушку. Анна гладила его лицо, и понемногу бедняга успокоился, но стонать не прекратил. «Я тут, я рядом, не бойтесь ничего», — шептала вдова. Наивная! Зачем она ему теперь, когда он почти выздоровел? Где-то в другом месте у него была своя жизнь, возможно, жена и дети, которые беспокоятся из-за его отсутствия. Он должен отправиться к ним, как только станут проходимыми дороги.

Но от одной только мысли, что он может уехать, Анну охватила тоска. Ее муж умер два года назад: как-то весной на него напал оголодавший медведь. Для сибиряков подобная кончина считалась весьма почетной. Но Анна потеряла человека, которого любила. С тех пор она жила одна в избе, построенной мужем. Она лечила людей, обитавших на хуторе, и тех, кто приходил из отдаленных деревень, — ее репутация умелой знахарки распространилась на многие версты вокруг. С ней расплачивались провизией, мехами, тканями. Анна разбиралась в целебных свойствах растений, готовила настои из крапивы, ревеня и пижмы, использовала и медикаменты, которые ей два раза в год привозили из города.