Хранящие тепло - Елена Лагутина Страница 33

Снова и снова, сотни, тысячи раз, она раздумывала над тем, как ей быть. Теперь, когда пришло время выписки и она созналась себе в том, что так до сих пор ничего и не решила, ей хотелось только одного — кричать, громко, во весь голос, чтобы хоть чем-то заглушить ту внутреннюю боль, которая разрасталась с каждым днем.

Внезапно, в тот момент, когда слезы уже почти высохли на глазах, а крики превратились в судорожные всхлипывания, она ощутила острую потребность увидеть свое лицо. За прошедшие дни она ни разу не думала об этом. Вернее, думала, но страшилась, гнала прочь от себя эти мысли, вспоминая то, что лишь однажды случайно увидела отраженным в стекле. В тот первый день, самый первый день ее пребывания в Мертвом Доме. С тех пор, заходя в перевязочную, она намеренно отворачивалась от шкафчика с медицинскими инструментами, чтобы случайно, ненароком, снова не столкнуться с собственным отражением. Теперь же ее желание увидеть свое лицо было настолько сильным, что заставило ее вскочить с потели и судорожно оглядеться по сторонам. Но в палате, конечно же, не было зеркала, а единственным предметом с отражающей поверхностью было оконное стекло, но воспользоваться им можно было только вечером. Ждать до вечера Саша не собиралась.

Быстрыми шагами она подошла к двери палаты, распахнула ее. В дальнем конце больничного коридора промелькнул силуэт медсестры.

— Зеркало! — громким, срывающимся голом прокричала Саша ей вслед. Та обернулась, окинула ее недоумевающим взглядом и, ничего не ответив, скрылась за дверью ординаторской. Саша слышала звук собственного сердца: сердце стучало в груди так, словно она только что закончила пробег марафонской дистанции.

— Черт! — досадливо выругалась она почти громко и, беспомощно оглядевшись по сторонам, решительно направилась к соседней палате. Зеркало было необходимо ей сейчас как воздух, а может быть, даже больше, чем воздух. Она распахнула дверь и как вихрь влетела в палату. На единственной кровати возле окна лежала пожилая женщина. Кажется, она спала, потому что глаза ее были закрыты. В другое время Саша повела бы себя более деликатно, но в ту минуту она жила только одним единственным стремлением. Подойдя к спящей женщине, она принялась тормошить ее.

— Зеркало, дайте мне, пожалуйста, зеркало! — настойчиво повторяла она до тех пор, пока та не открыла глаза. А, открыв, отшатнулась…

— У вас есть зеркало? Да что вы так испугались, я же не приведение, и не с того света вернулась, я живая!

— Нету… Нету у меня, дочка, зеркала, — пробормотала старушка, глядя все так же испуганно. Саша, поняв, что ничего не добьется, лишь досадливо махнула рукой и скрылась за дверью палаты так же стремительно, как и появилась. Коридор длинный, в конце концов, где-нибудь ей повезет.

Распахнув следующую дверь, она увидела трех женщин. Одна из них, молоденькая девушка с распущенными по плечам волосами, сидела на табуретке возле окна. Она сидела спиной в двери, но обернулась на звук в тот момент, когда Саша вошла в палату. Рыжие волосы тяжелой, блестящей в переливах солнечного света волной скользнули по спине. Девушка обернулась, и Саша, не веря своим глазам, увидела у нее в руке небольшой светящийся прямоугольник. В другой руке, кажется, была расческа. Но это было не важно — теперь она видела только зеркало, и шла, слегка пошатываясь, медленно, словно вслепую, на свет, отраженный им. Саша не видела лица той девушки, которая, замерев в тревожном ожидании, напряженно следила взглядом за странной сомнамбулической фигурой. Не видела, как что-то зажглось и тут же потухло в глазах этой незнакомой рыжеволосой обладательницы заветного светящегося прямоугольника, когда та увидела Сашино лицо.

Саша подошла и протянула руку, не в силах выговорить ни слова, надеясь, что ее желание и без слов будет понято. Она смотрела только на зеркало, напряженно пытаясь уловить в нем собственное отражение. Но у нее ничего не получалось.

— Зеркало, — выдавила она единственное слово и наконец перевела нетерпеливый взгляд на девушку, которая, казалось, никак не хочет ее понять. — Дай.

То, что произошло потом, казалось необъяснимым. Рука, держащая зеркало, слега дрогнув, опустилась вниз и скользнула за спину.

— Дай! — повторила Саша настойчиво и удивленно, не в силах объяснить себе странного поведения незнакомки. — Дай! — и потянулась вниз, к ней за спину, отчаянно пытаясь достать до зеркала, выхватить его из рук.

Две женщины, наблюдавшие за этой борьбой, сидели, словно оцепеневшие, не двигаясь и не произнося ни слова. Саша схватила девушку за рукав халата и изо всех сил отчаянно потянула наверх, но в тот же момент другая рука выскользнула из-за спины, взметнулась вверх. Саша устремилась за ней, но в ту же секунду, когда она уже почти дотянулась до зеркала, рыжеволосая девушка стремительно выбросила руку в приоткрытую створку больничного окна… И разжала пальцы.

Саша услышала, как зеркало упало на асфальт. Она смотрела впереди себя невидящими глазами, а потом вдруг схватила девушку за плечи и принялась трясти ее.

— Ах, ты! Зачем? Зачем ты это сделала! Ах ты! Гадина! — кричала она, не обращая внимая на мольбу, застывшую в глазах, неотрывно смотрящих на нее.

Чьи-то руки крепко ухватили ее сзади и принялись оттаскивать в сторону. А Саша сопротивлялась с такой силой, какой и не подозревала в себе до этих пор, и все повторяла бранные слова срывающимся, почти визгливым, неузнаваемым голосом…

Последующие события почему-то не сохранились в памяти. Очнувшись у себя в палате, она увидела знакомое лицо дежурного врача, который смотрел на нее тревожно и как-то странно.

— Все в порядке, Саша? С вами все в порядке?

Сколько раз за последнее время она слышала эти слова, сколько раз кивала головой в ответ на этот нелепый и бессмысленный вопрос. Что может быть в порядке у нее после того, что случилось? «Все хорошо» — отвечала она кивком головы, сама не понимая, что может быть хорошего и как вообще можно предполагать что-то хорошее в данной ситуации. Хотя с течением времени она научилась понимать, что вопрос, который так часто задают ей врачи, имеет совсем другой смысл — совсем не тот, который привыкла придавать Саша этому слову. И она мысленно «переводила» фразу на «больничный язык». «У вас ничего не болит?» — приблизительно таков был смысл этих слов, и только после того, как Саша мысленно произносила их в новом значении, у нее появлялись силы на то, чтобы кивнуть головой в знак согласия. Сейчас у нее ничего не болело, если не считать неприятных ощущений во внутренней области локтевого сгиба, куда ей, по всей видимости, укололи какое-то лекарство. Значит, с ней было все в порядке.

Врач задавал еще какие-то вопросы, что-то говорил, объяснял. Она забывала его вопросы и свои ответы в следующую секунду после того, как слова переставали звучать. Когда она наконец снова осталась в палате одна, воцарившаяся тишина показалась ей еще более страшной, лишенной какого бы то ни было смысла — точно так же, как звуки.

— Буянишь, говорят? — вдруг услышала она голос Кристины, которая появилась в палате совершенно незаметно и заставила Сашу вздрогнуть. Кристина улыбалась, и Саша, поймав эту улыбку, принялась напряженно вглядываться в ее глаза, пытаясь отыскать в них хоть каплю того страха, который был ей уже знаком. Она впервые увидела его в этот день в глазах окружающих людей — в глазах пожилой женщины из соседней палаты и той девушки, которая так отчаянно боролась за то, чтобы Саша не смогла увидеть в зеркале свое отражение. Кристина улыбалась, и Саша так и не смогла разглядеть признаков страха, несмотря на то, что подруга видела ее лицо без бинтов впервые. Кристина смотрела на Сашу так, как будто в ее лице ничего не изменилось, а если и изменилось, то это было не настолько ужасно, как она предполагала. Кристина смотрела так, как будто Саша была прежней — и на миг, совсем короткий миг, сумасшедшая мысль о том, что она и в самом деле осталась прежней, промелькнула в сознании.