Бракованная - Юлия Резник Страница 33

Впускать она его не хотела. Но откажи она – это выглядело бы по меньшей мере странно. Вета отступила на шаг, пропуская Кирилла Станиславовича внутрь.

– А мама где?

– В гостинице.

– Она знает, что вы здесь?

– Какая разница? У меня к тебе разговор. Не к ней. Ты выглядишь уставшей…

Вета отшатнулась от руки отчима, которую тот протянул, чтобы её коснуться. Схватила из сложенных в стопку карт верхнюю, открыла и уставилась в неё так, будто ничего интереснее в жизни не видела.

– У меня было много работы. Да и сейчас не меньше. О чём вы хотели поговорить? – не слишком вежливо вернула нежданного гостя к теме беседы Вета.

– Всё такая же колючая?

– Не понимаю, о чём вы.

– О том, что в твоём положении нужно быть посговорчивее. Тебе не кажется?

– Нет. У вас всё? Или будут ещё какие-то рекомендации?

– Стерва! – восхитился Кирилл Станиславович. – Стерва редкая. Но мне нравится. Тем интереснее будет тебя обуздывать.

– Обуздывать? Ну, знаете ли…

Отбросив карту, Виолетта попыталась обойти отчима по дуге. Но он шагнул вбок и перегородил ей дорогу. Только теперь Вета поняла, что сама себя загнала в угол. С двух сторон – стены, впереди – стойка ресепшена, сбоку – отчим, и не думающий отступать.

– Тебе самой ломаться-то не надоело?

– Дайте пройти.

– Я же могу тебе помочь. А могу тебя уничтожить.

– Чёрта с два.

– Не стоит недооценивать мои возможность. Никто мне не помешает выкупить твои закладные. По которым ты просрочила выплаты… на сколько? На день? Или уже на два? Выкупить и вышвырнуть тебя на улицу, если ты не будешь хорошей девочкой.

Вета широко распахнула глаза. Нет, этот козёл и раньше ей предлагал всякое непотребство, но никогда ещё не угрожал в открытую. В его обычно липком, масляном каком-то взгляде теперь отчётливо просматривалась злоба и что-то ещё, мутное и пугающее.

– Чего вы хотите?

– Того, что, как я полагал, идёт в комплекте с твоей матерью.

– Да вы окончательно спятили! Уйдите. Не то я закричу.

– Кричи. Здесь всё равно никого нет.

– Вы уверены? – чисто внешне Вета каким-то чудом держалась. Внутри же она была напугана просто до чертей. – Каждый рабочий день в клинике заканчивается влажной уборкой и заправкой автоклавов.

Воспользовавшись тем, что отчим на секунду растерялся, Виолетта решительно шагнула вперед, в попытке его оттеснить и выбраться из ловушки, в которую сама же себя загнала. И ей это как будто бы даже удалось. По крайней мере, удивлённый её напором, Кирилл Станиславович сделал крошечный шаг назад. Но когда Вета с ним поравнялась, он схватил её, не давая пробиться дальше, и, оттолкнув к стене, рванул халат так, что затрещали кнопки. И вот тут, казалось бы, ори! А она не могла. Не могла, онемев, выдавить из себя ни звука.

– Вот так, хорошая девочка. Я знал, что ты такой будешь…

Это был какой-то страшный сон. Вета отбивалась. Но спеленавший её по рукам и ногам ужас лишал её движения силы. Удары выходили вялыми, неживыми. Воздух в лёгких ширился и закипал, вырываясь из груди сиплыми надсадными хрипами.

– Норовистая кобылка. Давай, сделай папочке хорошо.

Этот безумец дёрнул ремень на своих брюках. Те упали вниз, звякнув пряжкой о мраморный пол. Звук вышел резким и громким, как выстрел. В нём едва не утонул ещё один, идущий от входа.

– Мама! – с облечением выдохнула Вета, и, оттолкнув таки от себя растерявшегося отчима, рванула к матери со всех ног, плача и дрожа от сумасшедшего облегчения. – Мама… Мамочка!

– Уйди! – взвизгнула та. – Не смей меня касаться!

Вета сглотнула. Отступила на шаг, руки безвольно упали вниз и повисли вдоль тела перебитыми крыльями. Нет… Она же не могла подумать, будто… Вета тряхнула головой, отгоняя идиотские мысли, и снова шагнула к матери, улыбаясь…

– Мамочка!

– Я тебе не мать после такого! Как ты могла?! Дрянь! Как ты могла… А ты, как ты мог?!

– Не удержался, Светик. Знала бы ты, как эта сучка передо мной жопой вертела.

– Я? – То, что происходило, было абсолютно немыслимо. Вета переводила взгляд с матери на отчима, что как раз заправлял рубашку в брюки, и никак не могла утрясти в голове, о чём они, мать его так, толкуют. – Я вертела? Я?! Мама!

– Уйди! Не смей. Мне от тебя тошно!

– Мама! – повторила жалобно Вета. – Ну ты что? Он же сам ко мне полез. Он меня едва ли не с первого дня вашего знакомства преследовал. Я оттого и уехала. Сбежала… Ма-ма-а.

– Ну и фантазии! – хмыкнул Кирилл Станиславович. – Я отказываюсь это слушать. Ты уходишь со мной или остаешься? – спросил у Ветиной матери. Спросил, будто точно знал, какой та сделает выбор. Но ведь так быть не могло!

– Мама, пожалуйста, послушай меня. Я не вру, – голос Веты дрожал, ему передавалась вибрация натянувшихся до передела нервов. – Это же я. Тво-й-йя дочь. Вета… Т-ты должна мне верить! Ты должна, мам-моч-чка.

Истерика прорывалась изнутри. Вытравливалась по капле, превращаясь в густой рассол, что выедал глаза. И практически полностью лишал зрения.

– Какая же ты дрянь! И лгунья!

– Господи, да ты же его застала со спущенными штанами!

– А тебя – в расстегнутом халате!

– Потому что он меня чуть не изнасиловал, открой глаза! Почему ты не видишь очевидных вещей?! – голос сорвался на самой высокой ноте и рухнул куда-то вниз, в хриплый надсадный шёпот. – Потому, что тебе это не выгодно, – осознала Вета. – Тебе проще думать, что это я… Ведь иначе весь твой красивый, насквозь фальшивый мир рухнет. Ты готова переступить через меня, чтобы только не допустить этого. Ты… готова… переступить через меня, мама?

Ужасно. Но ей не хватило силы. И прозвучало это так, будто она просит. Нет, умоляет не отказываться от нее вот так.

– Света? Ты идёшь со мной или остаёшься?

Виолетта стояла посреди ресепшена, всего в нескольких шагах от той, что подарила ей жизнь, и не могла осознать, не могла уложить в голове, что прямо сейчас та её предавала. Самым бесчеловечным образом.

– Мама… – шепнула Вета, и казалось ей, с этим словом изо рта вот-вот кровь польётся. – Я не сделала ничего плохого. Это всё он… Он преследовал меня. Понимаешь?