Азарт среднего возраста - Анна Берсенева Страница 33
Азарт среднего возраста - Анна Берсенева читать онлайн бесплатно
Александр снизу обвел взглядом столики, за которыми сидели его свадебные гости; не всех он запомнил в лицо. Аннушки за столиками не было.
Он хотел узнать, долго ли еще продлится веселье, но не гостей же было об этом спрашивать. У одной гостьи, той самой Аннушкиной подружки, которая завидовала ее свадебному платью, он спросил лишь, куда девалась невеста. Оказалось, она вышла покурить с другой подружкой, то есть не покурить вышла, Анька же не курит, цвет лица бережет, а просто с Иркой поболтать, это ее подружка, специально на свадьбу из Милана приехала, она за итальянцем замужем, давно не виделись, а в этом шуме какая может быть болтовня… Александр не дослушал.
Попетляв немного по переходам из металлических конструкций, он добрался до курительной комнаты. Это даже и не комната была, а такая же деталь конструктивистского лабиринта, каким был и весь «Дягилефф» с его балкончиками и лесенками.
Александр уже собирался заглянуть в комнату, из которой доносились неясные голоса, как вдруг расслышал в этом гуле ясный Аннушкин голос. И остановился перед сплетенной из металлических труб дверью.
– Ты уж, Ирка, меня прости, но ты дура, – сказала Аннушка. – Или тебе просто жизненного опыта не хватает.
– У тебя-то он откуда, жизненный опыт? – насмешливо протянул второй женский голос. – Ты, между прочим, на год меня младше.
– Из города Кропоткина у меня жизненный опыт. А также из города Москвы. Из сравнения этих двух городов.
Раньше Александр удивлялся: где юная Аннушка научилась такой взрослой чеканности определений? Теперь он уже не удивлялся этому. Он ничему не удивлялся в ней. Он хотел, чтобы она его любила, и получил то, что хотел. Но удивление при этом утратил.
– Ой-ой, как пафосно! Что ж он тебе не подсказал, твой жизненный опыт, еще годика хоть три подождать? Какая тебе спешка замуж, ты что, деревенская, боишься в девках засидеться? Можно подумать, этот твой богатырь – первый, кто на тебя внимание обратил! Или последний. Да ты вспомни, чего тебе только не предлагали. И кто!..
– Вот именно. – В Аннушкином голосе отчетливо прозвучала усмешка. – Предложения были одно другого заманчивее. Только замуж мне никто выйти не предлагал. Ни один-единый мужик! Это тебе ни о чем не говорит?
– А о чем мне это должно говорить?
По ответной усмешке Александр понял, что эта подружка завидует Аннушке не меньше, чем все остальные. Впрочем, это его не интересовало. Он ожидал, что ответит Аннушка.
– А о том! Что я для мужиков – временная развлекаловка. На меня же кто внимание обращает? Богатые.
– Можно подумать, ты сама на бедного хоть одним глазом глянешь!
– Даже и думать нечего. Не гляну. Но богатые мужики ведь обожравшиеся все, Ирка! Они же все уже видели, ничего нового от жизни не ждут. Жена-дети, дом-семья? Было у них это уже, было и надоело! Снова затевать, да еще со мной? С блондинкой из тусовки, ножки от ушей? Я тебя умоляю! В кабак дорогой сводить, в Париж свозить, машинку мне купить, квартиру даже… Но замуж? Да им это ни в каком бреду не привидится!
Аннушкин голос звенел от волнения.
– А тебе обязательно замуж? – по-прежнему с насмешкой, но уже и с некоторой оторопью спросила Ирка.
– Да, – отчеканила Аннушка. – Обязательно. Я хочу быть уверена в своем будущем. И байку про то, что штамп в паспорте ничего не значит, слушать не желаю. Саша мне брак предложил, и я намерена делать все, что он захочет. И не хихикай, Ирка, что смешного?
– Да ты смешная, Анька, ты! – все-таки хихикнула подружка. – Какой-то натуральный обмен.
– А хоть бы и обмен! Зато честный.
– Ладно, честная ты наша, – добродушно произнесла подружка. – Скажи лучше, когда в Милан ко мне приедешь? Теперь-то вроде дело сделано, штамп стоит, можно развлечься. Супруг твой, кстати, как, не жадный? Понимает, что тебе гардероб надо периодически обновлять?
– Вряд ли он про гардероб понимает. То есть он про это вообще не думает. И правильно, между прочим. Еще бы не хватало ему про бабские штучки думать! А денег даст. Он не жадный. И в средствах не стеснен.
Последнюю фразу Аннушка произнесла с едва различимым хвастовством. Впрочем, оно было и понятно, и вполне извинительно. Она удачно вышла замуж. Она не сделала для этого ничего подлого, даже наоборот, проявила максимальную честность. И почему ей не гордиться собою перед подружками?
Александр отступил от двери курилки и пошел по коридору прочь.
Фонтан был занесен снегом так, что его очертания едва угадывались в темноте. Над круглой чашей высился сугроб, по которому вилась поземка. Деревья стучали темными ветками. Теперь, зимой, все они казались одинаковыми – клен, ясень… Но Александр привык к ним с детства, различал с закрытыми глазами, и стук их голых зимних веток не рождал в его сердце тревоги. Даже наоборот – покой он рождал, покой.
Он знал, что Вера ложится поздно, поэтому не стал ей звонить. Да и не принято у них было, чтобы он звонил, предупреждая о своем появлении в родительском доме.
Эркер, выходящий в палисадник к фонтану, светился неярким светом.
«Лампа на столе горит, – подумал Александр. – Мамина лампа».
Керосиновую лампу с витыми медными кружевами мама привезла из Александрова, когда ездила туда продавать дом. Сашке и Вере было тогда по году, не больше, так что они помнили эту лампу, можно считать, с самого рождения.
По маминым рассказам они знали, что папа рассердился, узнав о продаже александровского дома.
– А почему папа рассердился? – спросила однажды семилетняя уже Вера, в очередной раз выслушав мамин неторопливый рассказ про тот старый деревянный дом, стоявший в саду над рекой Серой. – Он же на тебя никогда не сердится.
Это была правда. Отец относился к маме так, как будто она была редкостным чудом его жизни. Вроде снежинки, которая непонятно как влетела в комнату и загадочным образом не тает. Он никогда не говорил об этом, но это чувствовалось само собою.
– Так ведь родовое гнездо мое там было. Папа это ценил. Его-то родня поморская вся сгинула, перед войной еще. Кого расстреляли, кого выслали, а кто и сам в белый свет без вести ушел, от беды подальше.
Мама улыбнулась так, как только она умела. Улыбка ее не была веселой, но и грустной ее назвать было невозможно. Только через много лет, когда мамы давно уже не было на свете, Вера сказала брату, что поняла, что такое было в маминой улыбке. Счастье в ней было, глубокое, глубинное счастье. И одновременно – сознание того, что это счастье не вечно. Соединение этих чувств и делало ее улыбку такой необыкновенной, необъяснимой. Когда отец умер, улыбка исчезла навсегда; на мамином лице, в ее взгляде осталось одно только горе.
– Тогда зачем ты тот дом продала, если он родовое гнездо? – удивился Сашка.
– Потому что свое гнездо надо было вить. Уж и вы ведь у нас родились, а жить нам всем, считай, негде было. У отца комната была в малосемейке. Как вчетвером на семи метрах? Он переживал очень, что не может для нас удобной жизни устроить. И вдруг ему кооператив предлагают. Вот эту нашу квартиру. А денег на первый взнос не было. Я поехала и дом александровский продала.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments