Гордые сердца - Мэрилайл Роджерс Страница 32

— Мои волосы надо тщательно причесывать. — Это было правдой, но до отвращения глупой. Она мгновенно добавила: — Я была бы счастлива, если бы мне удалось хотя бы наспех помыться.

В глазах Уилла засверкали искорки смеха, и он понимающе улыбнулся так озабоченной своей внешностью девушке. С его точки зрения, она и так Достаточно красива, чтобы постоянно прихорашиваться, но ведь большинству женщин это доставляет удовольствие. В широкой накидке из черного атласа, с затуманенными сном фиалковыми глазами и покрасневшими от избытка чувств щеками, она выглядела так, точно только что проснулась после ночи, проведенной в объятиях возлюбленного, и была прекрасна. Но он кивнул и приглашающим жестом указал ей на дверь комнаты:

— Я пришлю Эдну посидеть с Беатой, а пока подожду вас внизу.

В этот и в каждый вечер последующих двух недель Уилл прилагал все усилия, чтобы успеть к ужину домой и провести время за столом или перед камином с нежной, ласковой Кассандрой. Хотя юный Кенуорд всегда присутствовал при этом, выполняя роль компаньона, они редко замечали его, занятые друг другом. Они говорили о многом. Но некоторых тем они избегали, словно боясь нарушить хрупкую гармонию.

Беата медленно исцелялась от своего таинственного недуга и все чаще спускалась вниз, чтобы быть поближе к своей «сказочной королеве», но каждый вечер до возвращения Уилла она еще проводила в постели. Она уже не бредила, и страх Касси перед опасным откровением прошел.

В четырнадцатый вечер Уилл сидел рядом с Кассандрой в кресле перед камином в нижней комнате и похваливал ее за чудесный ужин. Со времени отъезда Мэг Касси все больше и больше занималась домашним хозяйством — с благословения Эдны и иногда при ее участии.

Между Касси и Уиллом так много всего произошло, что теперь они могли сидеть, как теперь, в тесном молчании. Уилл верил, что может владеть собой, и позволил Кенуорду вечером уйти в дом к своим людям — выпить эля и поиграть в кости, а их оставить наедине. Ноги его были протянуты к прыгающим в камине огонькам — единственному освещению комнаты, а темные глаза неотрывно глядели на чистый профиль близко сидящей и такой соблазнительной девушки.

Черные локоны выбились из свернутой кольцом вокруг головы косы и легонько щекотали покрасневшие от огня щеки. Белыми зубками Касси слегка покусывала нижнюю губу, и она стала яркой, как спелая ягода.

Касси ощущала его внимание. Она упивалась им, однако прикусила губу, чтобы улыбкой не выдать удовольствие, которое ей доставляет его общество. Она боялась, что узнай он о своей власти над ней, как тотчас, прикрываясь шуткой, опять удалится от нее на некое расстояние.

Именно это он и делал всякий раз, когда они, казалось, приближались к запретной границе, которую он провел между ними.

Во время этих спокойных вечеров они говорили о жизни или о повседневных светских событиях, но никогда не заводили разговора о своих благородных родственниках. По молчаливому соглашению они не касались и политических проблем.

Сегодня вечером, однако, Касси начала рассказ о своей семье и отношении к себе.

— Я всего лишь пешка на шахматной доске моей семьи — вещь, достойная только того, чтобы ее обменяли на богатые земли или высокое положение! — Искоса глядящие на него глаза потемнели.

Уилл медленно кивнул. Хотя никто из них не упоминал о ее могущественном женихе с тех пор, как Уилл обвинил ее в сокрытии связи с Ги де Фо, он понял, что Касси еще раз хочет подтвердить свою непричастность к выбору жениха. Он никогда не переставал спрашивать себя, а правда ли, что она испытывает такую неприязнь к Ги. Если она с ним честна то и он должен отвечать тем же.

Слегка подтолкнув упавшее полено, Уилл полюбовался снопом искр и заговорил о давно принятом решении, которое, может быть, несколько уменьшит ее тревогу:

— У вас нет причин бояться, что де Фо заявит свои права на вас.

В мимолетной надежде, что своими словами он сам заявляет о своих правах на нее, Касси быстро взглянула на его профиль, но нашла в нем только мрамор.

— Он не доживет до этого черного дня. — Его слова были так же холодны, как и лицо.

Касси и раньше слышала, как он клялся отомстить за Беату и убить виновника ее несчастья, но сейчас всем своим существом она чувствовала, что возможен и другой, более пугающий ее поворот событий. Она грустно смотрела на огни, танцующие в глубине камина, и понимала, что борется против судьбы, которой не в силах воспрепятствовать.

— Ги, несомненно, также жаждет отомстить вам, но не потому, что заботится обо мне, а потому, что в ваших действиях он видит оскорбление, требующее возмездия.

Уилл услышал в голосе Кассе искренние опасения — но за кого? За него или Ги? Как бы то ни было, в живых останется один.

— Я дал клятву убить этого человека. Он и все они замешаны в нападении на дом Беаты. — Взгляд, который он бросил на Касси, был полон мрачной решимости. — Я сделаю это даже ценой собственной жизни.

Стараясь скрыть ужас, исказивший ее лицо при этих словах, Касси опустила голову, почти коснувшись подбородком груди.

Уилл увидел, что ее розовые щеки резко побледнели. Его попытка уменьшить ее тревогу явно провалилась, и теперь он должен найти какую-нибудь другую, менее мрачную тему.

— Ранее я рассказывал вам о своем дяде, графе Гаррике, его очаровательной жене леди Нэссе и их детях, которых я люблю. Несомненно, моя любовь к ним делает трудным для понимания мое решение жить вдали от них.

Касси сидела с опущенным лицом, боясь, что ненароком может вынудить его прекратить эти откровения, и не желая показывать, в какой восторг ее приводит само обсуждение этой темы с нею.

Она не подозревала, что Уилл легко прочел ее интерес по слегка поднятым бровям и прикушенной нижней губе. Это не остановило его, и он продолжал говорить дальше — роскошь, которую он редко себе позволял. «Слишком скоро ее не будет здесь, — объяснял он себе. — Более того, не похоже, что она поделится этим с кем-нибудь из окружающих, а за пределами Уилда это уже не будет иметь значения».

— Но может ли такая женщина, как вы, рожденная и воспитанная в благородной семье, понять трудности, с которыми я столкнулся, завоевывая положение в обществе? — Он горько улыбнулся. — Мое происхождение не очень-то чисто. Я не вписываюсь ни в аристократический мир моего знатного деда, ни в простой мир моего отца-лесника. — По ее нахмуренному лбу он понял, что ей не все ясно, и постарался защитить честь семьи: — Отец отверг меня и сделал мое существование невыносимым, а семья дяди любит меня и принимает всем сердцем.

Касси подняла к нему прояснившееся лицо. Да, в нем чести и мужества более, чем в любом из феодальных сеньоров, которых она знала, и гораздо более, чем в ее братьях.

Горькая улыбка Уилла смягчилась, когда он увидел, что она безмолвно защищает его.

— Однако их окружение видит пятно моего незаконного происхождения. — Он снова надел маску циника, отвернулся от ее глаз и снова уставился на оранжево-желтые языки пламени: — Проблема как их, так и моя. И все же я предпочел не навязывать им свое общество.