Здесь, на Земле - Элис Хоффман Страница 32

На лице у Харриет появляется выражение жалости, которую Луиза по отношению к себе терпеть не может. Можно подумать, она не понимает, что любовь не имеет ничего общего с рассудительностью и здравым смыслом! Она что, старомодна, отстала от жизни? Не ведала, что творилось все эти годы?

— Я — все, — сообщает она, роняя моток назад в корзину. — Пока, до вторника.

Вторник — их вечер бриджа, на протяжении вот уже тридцати двух лет. Три десятилетия. Да, немало. Почти столько же времени она все знает — но молчит. Как военнопленный на допросе (чем даже, кстати, и горда).

И все-таки октябрь — самый трудный месяц для Луизы. В октябре она нашла кольцо (кубик изумруда, оправленный в золото восемнадцати карат) в кармане мужнего пальто. Она до сих пор помнит, как улыбнулась, открыв пластиковый футлярчик с вензелем бостонского ювелира; в полной уверенности, что это подарок к ее ноябрьскому дню рождения. Однако в тот день рождения Судья подарил ей купальный халат: шелк цвета персика, Lord & Taylor, — великолепно, ярко. Но не изумруд. Тогда Луиза стала ждать Рождества и была уверена, что маленький пакетик с ее именем под елкой — как раз с кольцом. Однако там оказался тонкий золотой браслет. Прелестная вещица. Так никогда ею и не надетая. До сих пор лежит на самом дне шкатулки, где и останется навек.

Хотя ей надо бы домой, готовить ужин, Луиза направляется к киоску булочной. У нее всегда имелось место в сердце для Марч Мюррей, этого лишенного матери дитяти: глупой, глупой девочки. Конечно, Луиза уже слышала о ней и Холлисе, возобновивших былые отношения (весь город в курсе: в День Основателя они вместе покинули бар), но определенно не желает, чтобы Харриет Лафтон думала, будто эта связь — нечто большее, чем пустые слухи. Что же касается Холлиса, то Луиза знала о нем даже больше, чем хотела бы. Она была из тех, кто полагал: Генри Мюррей, должно быть, тронулся умом, приведя паренька к себе в дом: муж говорил ей, что в свои тринадцать Холлис раз двадцать успел побывать в суде для несовершеннолетних. Его собственная семья не в состоянии была с ним справиться, так чего было ожидать от Генри? Может, Луиза и предвзято относится к Холлису, но до сих пор считает, что права. Нет, даже не так, не считает — уверена, что права. Нужно было оставить Холлиса в Бостоне, там, откуда он родом.

— Сегодня, похоже, лишние калории тебя не беспокоят, — говорит Луиза, подходя к Марч.

Та купила два торта с кремом (о которых предостерегала Харриет Лафтон) и пачку фигурного печенья с шоколадной крошкой. Увидев Луизу, она освобождает руки для крепкого объятия.

— Даже не знаю, что со мной творится, — смеется Марч. — Приспичило, и все тут!

Она прекрасно выглядит в неярком свете осеннего солнца. Кожа свежая, выражение лица — необыкновенно очаровательно, как у всякой женщины, таящей в душе какой-нибудь секрет.

Луиза ждет, пока Марч заплатит за выпечку, и тут замечаема ее руке кольцо.

— Вам нравится? — спрашивает та в ответ на долгий взгляд Луизы и поднимает руку, подставляя изумруд солнечным лучам. — Осталось от Джудит Дейл.

— Да. Я узнаю его.

Они идут к парковке, Луиза пытается не замечать возникшую в боку боль.

— Какой прекрасный нынче день. — Марч смотрит в голубое небо.

— Сьюзи говорит, ты остаешься на дольше, чем планировала. Это правда?

Луиза очень надеется, что тон ее тактичен.

— Да, столько всего надо переделать в доме. Словно медленно движешься сквозь прошлое.

Марч всегда нравилась Луиза, но теперь ей не хотелось бы разговора по душам. Она вообще не хочет ни с кем говорить. Не хочет думать. Давно собирается все сказать Ричарду — и не может. По вечерам телефон звонит и звонит, но Марч не снимает трубку. А вместо этого набирает номер его офиса в неурочные часы — хорошо зная, что в такое время Ричарда там нет, — и оставляет на автоответчике жизнерадостные сообщения. Маленькие, бодрые послания, в которых нет ни грана точной информации.

— Вот, вот, моя Сьюзи тоже говорит, что дел у тебя невпроворот.

И хватит об этом. Нет нужды Луизе что-либо выспрашивать, выслушивать. Она совершенно точно может сказать, что происходит, просто глянув на Марч. Раньше она замечала подобное выражение лица у мужа: ошеломленное, наполовину озадаченное, наполовину безумное, как у человека, шарахнутого молнией и почему-то в связи с этим радостного.

— Хоть Гвен и присылают регулярно домашние задания, теперь она пристала ко мне, не отцепишь: хочет пока ходить в здешнюю школу. И я серьезно изумлю саму себя, если, чем черт не шутит, мы действительно пойдем на этот вариант.

Луиза кивает, но в душе — почти рыдание. Марч, на ее взгляд, молоденькая, не знающая жизни женщина, а все молоденькие особы — глупышки, да и только. В двадцать каждая убеждена, что все-все знает. К сорока — еще хуже: с одной стороны, осознала наконец, что все знать невозможно, с другой же, едва коснется конкретной ситуации, — по-прежнему считаешь себя великим знатоком. Когда все сказано и сделано, погода и любовь — вот те две вещи, в которых никогда не можешь быть уверена. Такой урок усваиваешь к шестидесяти годам — и тут вдруг выясняется, что никого эта новость не удивляет.

Они дошли до припаркованной в крайнем ряду допотопной, изрядно помятой «тойоты».

— Ее мне одолжил Кен Хелм. — Марч, распахнув багажник, кладет внутрь покупки. — Это машина его покойной тетки.

— Да, помню, Люси Хелм, — кивает Луиза.

Люси Хелм приобрела широкую известность как один из наихудших водителей Дженкинтауна. Очевидцы божились, что старая леди умудрялась засыпать на красный сигнал светофора.

— Может, я и останусь еще ненадолго, — говорит Марч, хлопая багажником, — если уж Гвен так хочется.

Бедная девочка, думает Луиза, любовь все извиняет, даже ложь.

— Если тебе что-либо понадобится, пока ты здесь, то все, что нужно сделать, — снять трубку и набрать мой номер телефона.

— Вы просто прелесть.

Марч в приливе привязанности крепко обнимает Луизу, но уже на сиденье за рулем «тойоты» ее бьет озноб. Она ведь знает, что лжет. И прекрасно понимает: хождения Гвен к Таро, ее встречи с парнем (о чем сообщила Сьюзи, а уж ее источникам информации можно верить), оказавшимся в итоге близким родственником, — не это держит Марч в Дженкинтауне. Как раз наоборот, такие обстоятельства, будь они одни, вмиг бы вымели ее из города. Останься Марч прежней — она была бы в шоке от одной лишь мысли о свиданиях дочери с собственным кузеном. А ныне она пытается убедить себя, что «ничего серьезного, щенячья любовь, быстро проходящая, если не вмешиваться».

Она лжет о том, что держит ее здесь. Даже себе. Сегодня утром, за буфетной стойкой «Синей птицы», с ничего не выражающим лицом, склоненным над вафельницей с блинчиками и чашкой кофе, она рассказывала Сьюзи о своих попытках решить, что делать дальше. Может, жить отдельно хороший вариант для ее с Ричардом отношений? Она пыталась убедить Холлиса по телефону, что лучше бы ей сейчас съездить домой, но он — ни в какую. Почему? Она бы даже позволила Гвен записаться в здешнюю школу и окончить семестр.