Женщина из шелкового мира - Анна Берсенева Страница 32

— Потому что, если он предложил вам работу, вы с ним вступаете совсем в другие отношения. В них есть определенная субординация. И если вы этого сразу же не поймете, то недолго у него проработаете.

Конечно, он был прав. Но от его правоты Мадине стало не по себе. Она впервые подумала о том, что, в сущности, совсем не знает Никиту, и что он за начальник, понятия не имеет, и чем ей предстоит у него заниматься, и даже чем он сам занимается… Она вдруг показалась себе абсолютной дурой, которая понадеялась непонятно на что и непонятно на каком основании, да еще пришла от этой призрачной надежды в состояние глупейшего воодушевления.

— Я испортил вам настроение, — сказал ее спутник.

В его голосе прозвучали сокрушенные нотки.

— Да нет… — промямлила Мадина.

— Не нет, а да.

— Нет, с чего вы взяли? — сказала она немного тверже.

— У вас глаза изменились. И все лицо.

— Как это?

Теперь Мадина расслышала в собственном голосе удивление.

— Очень заметно. Глаза у вас блестели. Это было красиво. И все лицо от этого как-то даже светилось. А теперь и глаза не блестят, и лицо грустное стало, — расстроенно добавил он.

— Это они просто свет отражали. От лампочки, — улыбнулась Мадина.

Ей совсем не хотелось, чтобы этот человек расстраивался. Даже удивительно — почему? Мало того что он был человеком посторонним и незнакомым, она и разговаривала-то с ним всего несколько минут.

— Но лампочка и сейчас горит, — возразил он.

Словно в ответ на его слова, лампочка погасла. В лифте стало темно, хоть глаз выколи. Но такая кромешная тьма застилала Мадине глаза лишь в первую секунду. Потом она заметила, что из маленьких отверстий под потолком пробивается едва уловимый свет. В этом свете были видны очертания ее собеседника — его лица, его немного приземистой, но привлекательной фигуры.

— Как темно! — сказала Мадина.

Это вырвалось у нее невольно и прозвучало по-детски; ее смутило собственное восклицание. Но тут же она почувствовала, как он улыбнулся в темноте.

— Ничего, — сказал он. — Сейчас опять светло станет.

На этот раз его слова оказались точными: свет зажегся мгновенно. Мадина чуть в ладоши не захлопала.

— А откуда вы узнали? — с интересом спросила она.

— Вычислил логически.

— А теперь что будет?

— Теперь поедем.

Тому, что в ту же секунду лифт плавно пополз вверх, Мадина уже не удивилась.

— И это вы тоже логически высчитали? — спросила она.

Лифт остановился, двери открылись. Перед лифтом топтались два телохранителя. Лица у них были обеспокоенные.

— Именно, — ответил Мадинин спутник, пропуская ее перед собою.

— Но как? — спросила она.

— Очень просто. — Они медленно пошли по коридору. — Мы в Москве. Землетрясений и прочих катаклизмов природного толка здесь обычно не бывает. Здание новое, лифт в нем — тоже. Значит, он остановился по какой-то пустяковой причине. И, значит, механик запустил его сразу же, как только пришел. Видимо, запуская, он сдвинул какой-нибудь регулятор света. И тут же вернул его в прежнее положение. Вот и вся логика. Вот я и на месте, — добавил он.

Они стояли перед дверью, над которой висел маленький ромб с цифрой 7.

— Вам сюда? — удивленно спросила Мадина. — И мне тоже…

— Так вы к Никите Алферову идете устраиваться? — почему-то обрадовался он. — Вы программист?

— Нет. То есть да, иду к Никите… Алферову. — Мадина только теперь узнала фамилию Никиты. — Но я не программист.

— А кто?

«Никто», — таким был бы честный ответ, и именно так Мадина ответила бы на этот вопрос еще вчера.

Но сегодня что-то изменилось. Она еще и сама не понимала что, но чувствовала эту перемену, произошедшую то ли с ней, то ли с миром вокруг нее. Она чувствовала эту перемену будоражаще и остро.

— Это мне как раз и предстоит понять, — чуть заметно улыбнувшись, сказала она.

— Что ж, прошу.

Он открыл перед нею дверь, и они оказались в просторном помещении, в которое выходило несколько дверей. За стойкой в центре сидела девушка, очень молоденькая и очень милая. Она приветливо улыбнулась вошедшим.

— Никита Алексеевич ждет вас, Аркадий Андреевич, — сказала она, обращаясь к Мадининому спутнику.

Ждет ли Никита Алексеевич также и Мадину и кого он ждет в первую очередь, девушка не сказала. Она вообще не взглянула на нее — все ее внимание было отдано человеку, которого, оказывается, звали Аркадием Андреевичем.

Но прежде чем Мадина успела спросить, что же делать ей, одна из дверей открылась и из нее вышел Никита.

— Здравствуйте, — сказал он, обращаясь одновременно к Мадине и к Аркадию Андреевичу. — Рад вас видеть.

Сегодня, у себя в офисе, он выглядел совершенно иначе, чем вчера в ресторане, и уж тем более иначе, чем когда-то в простеньком кафе. Во всем его поведении чувствовалась дистанция — та самая субординация, о которой предупредил Мадину ее неожиданный собеседник.

Только вот непонятно было, к кому же все-таки обращается этот новый, холодноватый, отстраненный Никита. И кто должен первым войти к нему для беседы, непонятно было тоже.

— Знаете, — повернувшись к Мадине, вдруг сказал Аркадий Андреевич, — я должен был бы предложить войти вам. И потому что вы дама, и, главное, потому что я напросился к Никите Алексеевичу всего час назад и он не смог мне отказать. Но я попрошу вас подождать. Не сочтите за труд.

Его слова не прозвучали ни приказом, ни вопросом. Они прозвучали так, что с ними хотелось согласиться. Или это именно Мадине хотелось с ними согласиться, и именно в той ситуации, в которой она так неожиданно оказалась? Что-то было в этой ситуации странное, будоражащее. Она, эта ситуация, была частью общей перемены мира, которую Мадина чувствовала.

— Я подожду, — кивнула она.

— Наташа, свари даме кофе, — распорядился Никита. — Пойдемте, Аркадий Андреевич.

И они скрылись за дверью кабинета.