Парадокс Гретхен - Вера Колочкова Страница 30

– Ничуть. Ничуть не утрирую. Знаешь, у моих интернатских пацанов и девчонок у всех родители имеются. И все наперебой утверждают, что детей своих любят. Только вот стесняются немного – им тоже хотелось бы любить своих сыновей и дочерей в придачу с хорошими бумажками в виде дипломов, да судьба им такого удовольствия не преподнесла. А так любят, конечно же, только от глаз своих подальше держат… Такие вот родители-человеки, мать твою. Те самые человеки, у которых по жизненным меркам все должно быть распрекрасно, как классик выразился, – и одежда, и лицо, и душа, и мысли. А некачественные дети этому прекрасному образу мешают, не укладываются в стандарты, понимаешь? Пробел получается досадный…

– Кот, прекрати! – вспыхнула вдруг, разозлившись, Ася. – Что ты сравниваешь? Мой-то сын в состоянии жить так, чтобы мать им действительно от души гордилась! А что в этом такого? Каждой матери этого хочется! И не надо тут аналогий никаких глупых приводить! У меня же совсем, абсолютно другая ситуация!

– Да та же самая! – так же зло, громко ответил ей Кот. Так громко, что даже Коля высунулся из кухни и взглянул на него испуганно и удивленно: чего, мол, на даму кричишь… Кот, улыбнувшись успокаивающе, махнул ему рукой и продолжил уже тише: – Та же самая у тебя ситуация, Анастасия. Тебе сын без диплома не нужен, Колиным родителям сын-олигофрен не нужен, даже квартиру вон ему отдельную купили… Его тут, кроме меня, и не навещает никто…

– И все равно, это совсем, совсем не то! Я-то ведь как лучше хотела…

– А ты спроси свою подругу, как бишь ее… Жанну твою спроси – зачем она тобой с такой страстью руководила? Знаешь, что она тебе ответит?

– Что?

– А то, что она тоже как лучше хотела! Для тебя же! Потому что тоже лучше знает, как именно тебе надо жить! И, естественно, она тебе никогда не признается, что ты ей только в виде витамина была нужна. Она тобой манипулировала с неуемным рвением, с наслаждением, а ты детьми своими, выходит, точно так же манипулируешь. В тебе точно такой же черт сидит, Анастасия, как и в подруге твоей! И тоже постоянно витаминов просит. Только витамины твои взяли и запротестовали. А ты и не поняла ничего…

– Ты что, хочешь сказать, что я враг своим детям?!

– Да почему враг? Не враг, а точно такой же черт. Вот скажи как на духу: добивалась от них полного послушания, повиновения? Всякими разными способами, да? Подавляла? На своем настаивала? Ревела? Притворялась? А может, и руки распускала иногда? Ну? Ты хоть слово молви – перебей меня, а то вопросов этих великое множество набирается, бесконечно можно перечислять…

– Да… И добивалась, и заставляла, и подавляла… А как быть иначе? Все так поступают…

– Ну, слава богу! А то уж я решил, что ты непробиваемая у нас, без самокритики совсем. А реветь-то чего надумала?

Ася и в самом деле уже плакала. Слезы вдруг сами по себе, помимо воли, покатились из глаз, она и не заметила даже – дала о себе знать чувствительная резь в глазах из-за попавшей в них туши с ресниц…

– Кот, ну что ты такое говоришь… Выходит, во мне тоже черт сидит, что ли?! И Пашка мой не от меня сбежал, получается, а от черта моего? Как я от Жанночкиного? Вернее, я-то не сбегала, Жанночкин чертяка меня сам прогнал за ненадобностью…

– Ну да. Правильно. Только твой черт еще страшнее, Анастасия. Потому что он у тебя несчастный. Ему надо и для себя самого витаминов добыть, и еще поделиться ими необходимо с другим чертом, более сильным и властным. Вообще, любая жажда обладания – штука опасная, а жажда обладания человеком – вообще катастрофа. Тот, кто подвержен этой страсти – самый разнесчастный на этом свете страдалец, потому как насытиться обладанием практически невозможно. Поэтому и черт владения – черт особенный. Он хитрый – жуть! Порой так искусно маскируется, принимая вид искренней любви, заботы, нежности, щедрых материальных благодеяний, что и не разглядишь его сразу.

– Ну, знаешь, так можно везде, куда ни плюнь, чертей разглядеть…

– Да нет, Анастасия. Не везде. Просто черт совершенно безошибочно, на нюх, определяет, где ему витаминами можно поживиться. Вот ты видела когда-нибудь, как приболевшая собака траву нюхает? Долго-долго так, пока травинку нужную не сыщет, свою, так сказать, витаминку? Так и черт: долго к людям принюхивается, но витамин свой находит безошибочно. Вот ты слабинку дала где-то – и подружкин черт тебя моментально к рукам прибрал. А твоему собственному черту и принюхиваться не надо было – его витамины всегда в виде детей под боком сидели, пока не повзрослели да сопротивляться не начали…

– А что, что тогда мне делать? Так и жить теперь с этим чертом неразлучно, что ли?

– Да нет, зачем. Тебе его вытеснять из себя надо потихоньку. Только не путем войны с чужим чертякой – этим способом ты ничего не добьешься. Сколько подруге ни хами, сколько с ней ни ссорься – это всего лишь сражением ваших чертей будет, и все. А вот когда ты в себе его уничтожишь, тогда и нападать на тебя некому будет. Вот тогда и витамином быть перестанешь, и тебе самой никакие витамины больше не потребуются. Поняла? И сына своего поймешь и полюбишь…

– Да я и так его люблю!

– Нет, Анастасия. Ты не любишь, ты только без конца тревожишься да долг свой материнский исполняешь. Вот когда ты ему поверишь, тогда и любовь настоящая придет. Когда в нем человека увидишь, а не кредитора своего. Он, сын твой, на сегодняшний день для тебя кто? Он – всего лишь – «…горе ты мое, ни к чему без матери не способное». Да ему любовь твоя, уважение и понимание в сто, в тысячу раз важнее, чем твой материнский долг! Он же у тебя нормальный парень? Не алкоголик, не наркоман, не хулиган?

– Нет, слава богу…

– Тогда я вообще не понимаю, о чем тут слезы лить, Анастасия! Надо тебе поскорее черта из себя изгнать да новую жизнь начинать. А то, не ровен час, и опоздать можешь. В общем, дел у тебя невпроворот! А ты уревелась тут вся, время зря теряючи!

Ася и в самом деле никак не могла остановиться. Вернее, и не пыталась даже бороться со слезами. Понимала отчего-то шестым, седьмым, да каким угодно чувством понимала, что это очень хорошие слезы. Замечательные просто. Слезы правды и будущей надежды. Да и вчерашний росток, поселившийся в ней, опять дал знать о себе – зашевелился-защекотал в груди и в сердце осторожно-трепетно, поглаживая своими мягкими, но сильными листьями, будто одобряя: давай-давай, мол, не жалей слез, тебе это на пользу…

Плакала она еще долго. Кот не мешал ей. Лежал на своем диване, молчал, отвернувшись, будто забыл о ее присутствии. А когда слезы наконец иссякли, Ася поднялась со стула, подошла к нему и слегка тронула за плечо:

– Я пойду, ладно? Спасибо тебе за все… Спасибо… Прощай, Кот…

– Ага. Бывай, Анастасия. А захочешь поговорить – еще приходи. Иди, Коля тебе откроет…

В прихожей Ася сердечно простилась с добрым Колей и даже хотела погладить его по голове, да передумала. Отвернувшись, направилась к выходу из квартиры и вздрогнула от внезапно прозвучавшего резкого звонка в дверь. Коля быстро повернул ручку замка и, отворяя, вежливо отступил к Асе в прихожую, а порог торопливо перешагнула не кто иная, как… Пашкина Маргошка… Они так и оказались в узенькой прихожей лицом к лицу – высокая Марго и маленькая Ася – и, удивленные, застыли в одинаковых позах.