Паранойя. Почему я - Полина Раевская Страница 30

Вопросы, вопросы, вопросы… Если честно, я уже жалею, что приехала. Хочется снова спрятаться от всего и всех, но понимаю, что это неправильно, а я и так уже превысила все допустимые нормы неправильного в своей жизни.

Втягиваю с шумом воздух. Оглядываю просторную, двухуровневую квартиру в стиле минимализм и отмечаю, что хотела бы себе такую же. Мне нравится строгость и сдержанность в оформлении, а главное – функциональность. После маминого, излюбленного «дорого – богато», в такой квартире, не перегруженной декором, даже дышится легче. Как ни странно, размышления об интерьере помогают мне немного собраться с мыслями и, настроившись на нелегкий разговор, подняться на второй этаж.

Там всего одна спальня, поэтому сразу же натыкаюсь взглядом на Илью. Он лежит на разобранной кровати с закрытыми глазами, по телевизору у него идет фильм с Арнольдом Шварценеггером, а вокруг какой-то невообразимый хаос: разбросанные вещи, исписанные листы, упаковки из-под чипсов, конфет, полная окурков пепельница, пустые бутылки из-под пива и виски. Картина настолько удручающая, что у меня вновь начинает щемить в груди.

Почувствовав мой взгляд, Илья открывает глаза. Несколько долгих секунд мы смотрим друг на друга. Мне становится не по себе, я не знаю, как начать разговор. Хочется извиниться, но прежде, чем успеваю это сделать, Илья каким-то пустым голосом спрашивает:

– Как отдохнула?

– Отдохнула? Я не отдыхать ездила, а к отцу, – растерявшись, зачем-то вдаюсь в подробности, выдавая себя с головой. У Ильи вырывается смешок, а я краснею, когда он насмешливо заключает:

– Ты не умеешь врать. Да и ваши с Олькиным отцом перелёты сопоставить нетрудно.

– Боже мой! Ты опять за своё, я же тебе уже…

– Хватит врать! – обрывает он моё наигранное возмущение. – Если ты приехала, чтобы разыграть передо этот спектакль, то можешь не утруждаться, мне уже давно все понятно.

– Что тебе понятно? С чего ты вообще приплел ко мне Долгова?! – повышаю на панике голос, меня трясет от страха и стыда под укоризненным взглядом Ильи, но я все равно пытаюсь сохранить хорошую мину при плохой игре. Однако она разлетается на осколочки от едкой насмешки.

– Долгова? -издевательски уточняет Терехин.

– И что? Все знают его фамилию! – огрызаюсь, теряя самообладание.

– Знают. Но в таких случаях обычно зовут человека по имени и отчеству. В следующий раз будь внимательней.

– Знаешь, что!

– Прекрати, Насть! Ты выглядишь жалко, – поморщившись, отводит он взгляд, словно ему противно на меня смотреть. И от этого становиться очень – очень больно. Доказывать и врать больше не хочется. Прикусываю задрожавшую губу и едва сдерживаюсь, чтобы не разреветься, когда он продолжает. – Я сразу все понял, когда увидел вас вместе. Такое чувствуется на каком-то бессознательном уровне. Ваши взгляды в тот вечер… Так не смотрят люди, которых ничего не связывает. Конечно, если не допускать мысли, то вряд ли что-то заметишь. Но я допустил, и все встало на свои места.  А теперь и подавно. Ты же не думаешь, что его люди приезжали ко мне, потому что он ревнует?

Илья снова усмехается, а мне кажется, что подо мной горит пол. Я будто стою голая у позорного столба, и все мое грязное, стыдное, которое я сама видеть не в силах, на виду у того, кому я меньше всего хотела бы открыться с такой мерзкой стороны.

– Нет, Насть, – продолжает он меж тем, – они приезжали ко мне для того, чтобы я держал язык за зубами. Ну, и не слишком доставал тебя.

– Прости, – отзываюсь едва слышно, признавая свой позор, и помедлив, через силу спрашиваю, – Как ты намерен поступить? Расскажешь все Оле?

– Я похож на самоубийцу? –  иронизирует он и, переводя задумчивый взгляд на панораму ночного города, добавляет. – Хотя я бы в любом случае не стал ничего никому рассказывать. Моралистом или поборником правды никогда не был.

– И все же ты осуждаешь меня, – невесело подытожив, опускаю взгляд себе под ноги. Видеть разочарование и едва скрытое презрение не хочется, но последовавший ответ удивляет.

– Нет, Насть. Как раз –таки, не осуждаю. Более того, я бы поступил точно так же: предал бы всех на свете, по головам бы пошел, если бы был хоть какой-то намек на взаимность. Но суть в том, что у тебя его нет.

– Почему ты так решил? – возражаю, задетая за живое, за самое уязвимое.

– А что, он уже подал на развод? – продолжает Илья бить точно в цель, и на меня от отчаяния накатывает злость.

– По-твоему, это так просто? Думаешь, легко перечеркнуть двадцать лет брака? У него двое детей, серьезный бизнес, к тому же сейчас проблемы. Все это требует времени и…

– Знаешь, что я думаю? – обрывает Терехин мою нелепую попытку защититься и убедить не столько его, сколько саму себя в том, что все не зря. – Возможно, я – наивный идиот и романтик, но я считаю, что если любишь, то все легко! И не надо мне говорить про возраст. Любовь всегда одна! И в ней нет места разуму, расчетам и выгоде. Когда любишь, плевать на все и всех, на любые последствия! Есть твой любимый человек и он – твой главный приоритет. Если это не так, то никакая это не любовь. Суррогат. И ты считаешь точно так же, иначе светилась бы сейчас от счастья, а не прятала глаза.

Что сказать? Он прав. Я верю именно в такую любовь, хочу именно такой любви, и от этого мне очень-очень плохо, ибо у Долгова она и близко не такая.

Илья встает с кровати и подходит ко мне. Касается кончиками пальцев моего лица, заставляя поднять взгляд. Я смотрю на него сквозь пелену слез и от сдавившей изнутри боли, не могу сказать ни слова. Впрочем, слова и не нужны. Он все видит сам.

– Не любит он тебя, зай. Совсем не любит, – шепчет, стирая невольно покатившуюся по моей щеке слезу. Сглатываю колючий ком и дрожащими, непослушными губами выдыхаю:

– Я люблю. Очень сильно его люблю.

Илья усмехается, не скрывая горечи, качает головой и, ничего больше не говоря, прижимает меня к себе. Аккуратно обнимаю его и, уткнувшись в худое, но рельефное плечо, даю волю своей боли и грусти, в который раз сожалея, что не встретила такого замечательного парня раньше.

Ведь все могло быть по-другому. Ведь могло быть? Мне почему-то хочется думать, что да. Однако теперь это уже не имеет никакого значения.

– Я, наверное, пойду. Тебе нужно отдыхать. Еще раз прости, пожалуйста, что создала тебе проблемы, – отстранившись, бормочу неловко.

– Останься еще немного. Фильм вместе посмотрим, – просит вдруг Илья. Вскидываю удивленно бровь, не понимая его порыв, но он тут же поясняет. – Мы ведь можем быть друзьями. Вроде бы у нас неплохо получалось.

– Да, но…

– Что? Сергей Эльдарович будет против? – бросает он насмешливо, что естественно, задевает.

– Не в этом дело. Просто… – я не знаю, как объяснить все свои сомнения, и опасения, поэтому просто спрашиваю. – Ты уверен?