Клуб одиноких сердец - Крис Манби Страница 3

В отличие от Руби, Лу Капшоу не позволяла мужчинам измываться над собой. Еще в ранней юности, пройдя через серию неудачных любовных приключений, Лу научилась безошибочно распознавать Ходячую Подлость в Штанах прежде, чем они, эти штаны, залезали в ее постель. Конечно, Руби права, говоря, что с годами сходиться с новыми людьми все труднее. Ты заканчиваешь колледж, начинаешь работать и постепенно вычеркиваешь из своей записной книжки имена возможных брачных кандидатов, по мере того как они женятся на твоих подругах или, случается, «голубеют»… Кроме того, с годами поле выбора неизбежно сужается просто потому, что ты взрослеешь, лучше узнаешь собственный характер, и для тебя становятся важны личные качества партнера, а не его смазливая физиономия и мускулистые плечи.

Оглядываясь назад на своих непутевых бой-френдов, Лу все больше убеждалась, что быть «холостой» девушкой не так уж и плохо. Определенно, в этом есть свои преимущества. Она надеялась, что со временем и Руби, взглянув на свой несуразный роман с Джоном Флеттом трезвым глазом, придет к аналогичному выводу. Но, услышав в трубке завывания подруги и ее душераздирающий рассказ о любовнике — компьютерном террористе, Лу поняла: впереди ее ждет несколько недель нескончаемого хныканья и подробного анализа приключившегося несчастья.

Поскольку Лу частенько приходилось выступать в роли «слезной жилетки», после того как очередной Мистер Совершенство оказывался Совершенной Дрянью (в который раз!), она считала, что имеет право вето в тех случаях, когда Руби кидалась в новую многообещающую авантюру, на которой аршинными буквами было написано: «ОБРЕЧЕНА НА ПРОВАЛ», вроде ее внезапной, как дурной припадок, любви с Флеттом или другой скоропалительной связи — с бухгалтером по имени Дейв.

Джон Флетт и Дейв Эванс были практически близнецы-братья: обоим чуть за сорок, оба, сраженные кризисом среднего возраста, недавно бросили своих преданных жен с двумя маленькими детьми. «Слишком маленькими, чтобы понимать, что произошло», — заявляли они. Оба красавца нуждались в Руби как в няньке-сиделке, которая станет утешать и баюкать несчастных в этот трудный момент, когда их бывшие жены-акулы норовят подорвать их веру в себя, а заодно и банковский счет. Через полгода больное самолюбие, исцеленное чудом и самой мыслью о том, что они спят с молодой женщиной, взмывает до небес, и Руби, мамочка-наседка, уже больше не нужна. И вот, нацепив модные тряпки и соорудив на башке какую-нибудь дурацкую молодежную прическу, они уже прутся в ночной клуб в поисках сопливых девочек-дурочек.

«Руби, — вздыхала Лу, — ты стала прямо-таки приютом, перевалочным пунктом для разведенных мужиков на их пути от старой жены к новой. Ты готовишь им вкусные обеды (иначе бы они жрали бутерброды и яичницу); ты выслушиваешь их стоны о том, сколько денег уходит на алименты, из-за чего они, бедолаги этакие, не могут позволить себе новую спортивную машину; ты ходишь с ними по магазинам, помогая купить приличную одежду вместо их изъеденных молью благопристойных костюмов, чтобы потом в своих ночных клубах они не выглядели пронафталиненными ископаемыми. И привет — вооруженные беспочвенным сексуальным самосознанием и хорошим вкусом, привитым, между прочим, тобой, они уходят с какой-нибудь девкой».

Руби слушала нравоучения и покорно кивала, будто бы соглашаясь, но на самом деле Лу прекрасно понимала, что с таким же успехом она могла бы доказывать пуделю преимущества ходьбы на задних лапах. Дергай не дергай ее за ошейник — все без толку. Руби вновь потянется на очередной манящий аромат, источником которого непременно окажется кусок дерьма.

Лу и еще человек двести молчаливых сограждан стояли на платформе в ожидании поезда. У пассажиров были безучастные лица и пустые глаза, каждый, уставившись в пространство, размышлял о чем-то своем; Лу — о непростой личной жизни Руби и о причинах ее неудачных романов.

Когда поезд наконец-то подкатил к станции, Лу пихнула под мышку папку с бумагами и мысленно застонала: вагон был набит под завязку, как бочонок с селедкой. Двери открылись, и несколько расплющенных пассажиров буквально вывалились на платформу. Лу сделала глубокий вдох, словно собираясь нырнуть, и ввинтилась в толпу. Пассажиры, уже оккупировавшие вагон, слабо колыхнулись, издав общий невразумительный возглас протеста. Лу, действуя согласно инструкции метрополитена, протиснулась в середину вагона и действительно нашла свободную щелку и поручень, на котором можно было повиснуть.

В течение последних шести лет Лу каждое утро проделывала этот жуткий путь на работу в издательство «Пайпер паблишинг» и достигла небывалой ловкости и обезьяньей цепкости, но когда поезд вдруг затормозил на полном ходу и качнулся, все же не смогла удержаться на своей перекладине и с размаху плюхнулась на колени какому-то солидному господину. Господин уставился на нее свирепым и подозрительным взглядом. Лу быстро поднялась на ноги.

— Извините, — пробормотала она, саркастически поджав губы, — я не нарочно.

Господин осуждающе поцокал языком и злобно уткнулся в свою газету — «Файнэншел таймс», естественно.

«Деловой человек, озабоченный падением индекса Доу-Джонса, — сердито подумала Лу. — Он, разумеется, не замечает нависший над его левым ухом живот сильно беременной женщины». Лу скроила презрительно-значительную гримасу.

Ее гримаса развеселила молодого человека, стоявшего рядом с беременной, и разозлила финансиста, на секунду выглянувшего из-за края газеты. Лу покраснела как рак и, чтобы скрыть смущение, спряталась за свою папку с бумагами, успев заметить лицо незнакомца, который одобрительно подмигнул ей и расплылся в понимающей улыбке.